Эллина Наумова - Мужчины из женских романов Страница 14

Счастливица хитро улыбнулась и послала «Я верю, он меня тоже любил» на свой собственный электронный адрес. Ее добро! Дома успокоится и разберется. Все равно от Димы потребовали исполнения сыновнего долга. Проще говоря, отец с матерью уехали развеяться за город к друзьям и обязали серьезного первенца охранять ночью легкомысленного великовозрастного братишку. Она не замечала, что Нинель Николаевна и Павел Вадимович, налюбовавшись ее гримасами и наслушавшись детского сопения, переглядывались и улыбались еще хитрее.

4

Утром Света возмущенно твердила Диме:

– Твои родители воспользовались случаем и дали понять, что я тебе не жена и они могут отозвать тебя в любую минуту. Я так расцениваю их поведение. Хочу себя обмануть, но не получается.

– Не говори ерунды, остынь, начни мыслить здраво, – предлагал выбор действий он. – Ты же знаешь моего братца, за ним нужен глаз да глаз.

– Знаю. Ему двадцать четыре, он не пьет, не курит, не колется и еще девственник. Ему было год, а тебе шесть, но ты варил ему манную кашу, кормил, сажал на горшок, укладывал спать, то есть полноценно нянчился, пока мама с папой работали. Потом ты водил его в школу, делал с ним уроки и сносил насмешки своей компании – он ходил за тобой хвостом и всем мешал. В институте ты чертил за него, переводил тысячи английских знаков, писал рефераты и курсовые, а потом диплом. Что еще от тебя может быть надо?

– Пойми, мама воспитала его неженкой, как девочку, о которой мечтала. Так настойчиво ограждала от влияния быдла, то есть всех, кто не говорил при ней вполголоса об искусстве, что у него не случилось друзей. Он нормальный во всех смыслах парень, но ему еще не доводилось ночевать в квартире без родителей. Его тишина угнетает. Он может не поужинать, не заснуть и впасть в депрессию.

– Так пусть включит музыкальный центр, телевизор, компьютер, выпьет бутылку пива, в конце концов. Поговори с ним по телефону, давай по очереди разговаривать – то ты, то я, колыбельные петь. Или давай вместе нагрянем и вместе станем его пасти. Он же в курсе, что ты живешь не один.

– А ночью? Как ты себе это представляешь? Одинокий взрослый мужик с прекрасным слухом. А мы будем не только скрипеть кроватью. Нам душ нужен, туалет.

– Дим, ты стесняешься?

– А ты?

«Нет», – чуть не ответила Света. Ей было все равно, где, что и как, лишь бы с ним.

– Представь, что это тебя твоя мама попросила остаться с сестренкой. Ты взяла бы меня? – настойчиво взывал к ее разуму Дима.

И опять пришлось сдержать честное «да». До Светы медленно доходило, что он считал неприличным близость, когда за тонкой стенкой храпят родственники. Прав, конечно. Одно дело, если выбираешь, оставить любовника на улице на ночь или взять с собой, другое, если у того нормальная своя постель. С этих позиций девушка выглядела маньячкой. «А как же моя бабушка? – сердито подумала она. – Не только не родственница, но и не человек?» На глаза навернулись слезы, пришлось быстро отвернуться.

– Не будем устраивать революцию в моей семье, ладно? – Дима явно начал подбирать слова. – Зачем являться к целомудренному мальчику с женщиной? Мои родители меня не поймут.

– Но ты заскочишь сюда вечером? Утром? Тебе же надо будет переодеться, – отступила Света.

Он собирался и вечером и утром. Но обиделся. Нельзя быть такой мелочной собственницей. Как знакомить ее с мамой, которая сразу понимает, кто перед ней? Поэтому ответил сухо:

– Мы всем начальствующим составом проводим мозговой штурм. Это допоздна. А моей одежды дома полно.

Девушку передернуло от слова «дома», и, расстроившись вконец, она отступила:

– Удачи тебе. Смотри, чтобы малыш не ковырял пальчиком в розетке. Ладно, ладно, шучу. Просто мне тоже без тебя муторно.

– Да разве я хочу охранять брата! – крикнул Дима и наскоро показал, чего хочет на самом деле.

Убедил, Света поверила.

Но, вернувшись из издательства и оглядев съемную жилплощадь, на которой было совсем немного мужского тряпья, опять загрустила. Возлюбленный явился сюда с единственной сумкой. Она думала, вещизмом не страдает. А он, оказывается, в мамочкином шкафу все оставил. Бабушка ее учила: «Никогда никуда мужика одного не пускай, разве что на работу. Везде ходи и все делай вместе с ним». Она попробовала. Действительно, готова была угробить свой вечер у телевизора с братьями. Дима ее отшил, причем грубовато. Бабуле легко советы давать. Легче, чем приютить. Впрочем, зла друг на друга они не держали. И Света набрала номер кладезя женского опыта. Тот был настолько мудр, что сам закрылся крышкой, не дав внучке в него плеваться. А теперь, когда она признала, что им с Димой лучше живется вдвоем, открылся.

– Я тебе сейчас такое расскажу! Это уму непостижимо! – прорвало девушку.

Бабушка выслушала и сказала:

– Он – мамсик. Его не исправишь. Скоро разбежитесь.

– К-к-какой мамсик?

– Обыкновенный. Единственная цель в жизни – доказать матери, что он достоин ее любви больше, чем второй сын.

– Инфантильный? Ты это имела в виду? – уточнила Света.

– Не знаю я ваших названий. Но жена, дети у такого на втором плане. Будут терпеть от свекрови все и при этом превозносить ее – он, может, не уйдет. Но только если она его против них не настраивает.

– Как ты можешь быть такой категоричной? Дима просто еще не отвык от своей семьи, а семья от него. Родители научили его любить близких, чем-то жертвовать, когда им плохо. Значит, он сможет отдаться и жене и детям. Представь себе эгоиста, который и рад бы, но не умеет. А мама с папой постепенно отойдут в сторонку.

Свете уже казалось, что любой нормальный парень обязан водиться с двадцатичетырехлетним братом.

– Они никогда не отлепятся от сына, ни от взрослого, ни от пожилого. Сам должен. А он этого не хочет и боится сильнее всего. Мамсик. Для жены страшнее, чем пьяница.

Отвратительное слово, не уменьшительное, а уничижительное. Хуже, чем «пупсик». Света в детстве знала девяностолетнюю старуху, получившуюся из благородной девицы, смолянки. Так та прелестно наряженную куклу в виде грудного ребенка называла «пупс». Вот и про плаксивого карапуза в виде взрослого мужчины надо бы говорить «мамс».

А разумнее всего отмахнуться от бабушкиного утверждения, что мамсики широко распространены в природе, как от дикой выдумки. Но Света однажды своими глазами видела такого. Ветреным промозглым мартовским утром она двигалась вдоль какого-то скромного государственного учреждения. Люди вразброд тянулись на службу. Девушка часто говорила подругам, которые не знали, как точнее определить, стоит ли устраиваться в какую-то фирму: «Не поленитесь сгонять по ее адресу минут за пятнадцать до начала работы. Если сотрудники тащатся с похоронными лицами и озираются на крыльце в виде «перед смертью не надышишься», то не надо вам туда». «И к концу работы подъезжать?» – интересовались основательные соискательницы. «Тоже неплохо. Из приличного места большинство выходит еще сосредоточенным, но не злым. А из дерьмового народ должен выбегать, напевая бодрые шлягеры и приплясывая», – учила советчица. В том редком потоке веселых деятелей не было. Но один неказистый мужичонка за сорок в аккуратной темной, явно чтобы незаметно пачкалась, одежде мог отпугнуть от конторы даже умирающих с голоду безработных. Мало того что он был щуплым и бледным, так еще и ужасающе кашлял – отрывисто, непрерывно, сухо. Поравнявшаяся с ним знакомая участливо сказала: