Елена Квашнина - А у нас во дворе (СИ) Страница 15

   Долго ждать не пришлось. В начале октября баба Лена решила устроить контрольную работу по пройденному материалу. Ой, чего мы там пройти-то успели? С гулькин нос, не больше. Думаю, она хотела нас встряхнуть, заставить взяться за учёбу. Да и бог бы с ним. Наш класс вполне мог с этой контрошей на твёрдую троечку справиться. Схудилось 11-му "А". Ашки в дикую панику ударились. Постановили всем классом прогулять. По принципу "всех не перевешают", то бишь не накажут. А вдруг? На случай "вдруг" сообразили подстраховаться, подговорить нас прогулять вслед за ними. У них физика по расписанию числилась первым уроком, у нас вторым. Уж два класса не накажут точно. Заслали к нам парламентёров. Нами братская помощь дружественному государству была твёрдо обещана.

   В тот день ашки сразу не пошли в школу, тусовались на детской площадке неподалёку. А мы подорвали после первого урока. В те же края. По дороге я вспомнила, что оставила сумку с учебниками рядом с кабинетом физики, когда после урока мне срочно в туалет потребовалось. Вернуться за ней сейчас, пока не поздно? Или перед третьим уроком забрать? На сумку мог набрести любой учитель, та же директриса. О последствиях нетрудно догадаться. Я поделилась сомнениями с одноклассниками. Глеб Субботин высказался за всех:

   - Так иди быстрей. Чего менжуешься?

   Я вернулась в школу со звонком на урок. Добралась до своей котомки. Поднять не успела.

   - Рудакова! - рядом возникла Любовь Игнатьевна, директриса. Природа сотворила её почти полной копией известной певицы Людмилы Зыкиной - по внешнему облику, - и помесью гадюки с хамелеоном - по существу. - Ты почему не на уроке?

   - Уже иду, Любовь Игнатьевна, честное слово, - я лихорадочно шевелила извилинами в поисках достойной щели, через которую можно ускользнуть. Подняла сумку и сделала вид, будто иду к кабинету физики.

   - Куртку в раздевалке оставь! - приказала директриса.

   У неё на глазах я шмыгнула в раздевалку, повесила ветровку, благополучно "забыв" про сменку, и снова демонстративно отправилась на урок. Добралась до кабинета, открыла дверь...

   Если и возник у меня план уйти из школы, едва только помесь гадюки с хамелеоном отправится по своим делам, то он рухнул с оглушительным треском. Баба Лена сидела за большим демонстрационным столом... Нет, не совсем сидела. Она навалилась грудью на столешницу, уронила голову на руки и рыдала. Рыдала громко, горько, по-девчоночьи.

   Я впала в ступор. Кажется, директриса подходила, смотрела из-за моего плеча, о чём-то спрашивала. Срочных мер предпринимать не стала, исчезла по-тихому.

   Мне бы на цыпочках уйти, вообще дёрнуть из школы. Где там! Должно быть, я впервые столкнулась с неприкрытым отчаянием, искренним, не предназначенным для посторонних глаз. Меня пробили насквозь: жалость, стыд, раскаяние и острая душевная боль, словно не баба Лена, а я сама распласталась на столе для лабораторных опытов, захлёбываясь слезами. Помесь гадюки с хамелеоном поступила тактично, незаметно ретировавшись. У меня чувство такта пока не прорезалось. Короче, никуда не ушла. Не смогла.

   Я тихо пробралась к своему месту, села, приготовила ручку и негромко попросила:

   - Елена Георгиевна, если вы не против, дайте мне второй вариант. Первый у меня всегда плохо получается.

   - Что? - не расслышала баба Лена, поднимая голову и поспешно ликвидируя на лице следы кораблекрушения.

   - Я готова писать контрольную. Только дайте второй вариант, он счастливее.

   - А где остальные?

   - Не знаю, - враньё почему-то давалось с трудом. - Да и знала бы, не сказала. Вы же понимаете.

   - Понимаю, - вздохнула баба Лена.

   Я писала контрольную, изредка задавая уточняющие вопросы. Баба Лена чертила на доске схемы, чтобы я лучше представляла себе задания, и периодически сокрушалась, мол, сама виновата, стала никуда не годным учителем, и надо срочно исправляться. Офигеть! Катила баллоны на себя вместо наездов на класс.

   На большой перемене мне пришлось отчитаться перед классом. Рассказала правду, одну только правду, ничего, кроме правды. Честное объяснение, - под конвоем директора пришла в кабинет, увидела ревущую навзрыд классную, не смогла уйти, попытавшись смягчить незаслуженную жестокость, - ребята выслушали молча и разошлись. Не сговариваясь, объявили мне бойкот. Глубокое внутреннее ощущение своей правоты не позволило мне доказывать очевидные вещи одноклассникам, оправдываться перед ними.

   Баба Лена никому ни слова не сказала. Вот Любовь Игнатьевна позверствовала на славу. Наказала оба класса скопом без различия заслуг. Вплоть до повторного написания контрольной.

   На следующий день после уроков парни меня били. Не наши, ашки. Позвали на ту самую детскую площадку и устроили героическую расправу. Семеро рослых парней против одной щуплой девчонки. Нет справедливости в нашем мире, потому что нет справедливости в людях.

   Я защищалась, разумеется. Сдачи давала из последних сил всеми доступными способами. Жаль, в эти дни Воронин уезжал с родителями по делам. Он бы, конечно, помог. Ничего, я сама почти справилась. Не одну рожу ногтями располосовала и синяками украсила. Отбивалась ожесточённо и молча, на помощь никого не звала. Когда упала, они ещё по разу пнули ногами, не сильно, так, для порядка. После чего с чистой совестью быстренько разошлись.

   Я полежала на песке, свернувшись калачиком, покряхтела, - в ушах стоял звон, в глазах мутилось, - начала медленно подниматься. Сначала на карачки. Перед самым носом появилась большая сильная ладонь. Кто-то протягивал руку помощи. Я уцепилась за неё и с трудом поднялась. Логинов сочувственно осматривал меня.

   - За что били? - он порылся в кармане куртки, вытащил клетчатый носовой платок, - натуральная простынь, - вытер мне кровь, текущую из носа, промокнул разбитую бровь.

   - Не важно, - у меня едва получилось отвернуть голову в сторону. Пусть Серёжка не видит моего лица, расписанного под Хохлому. Сравнения с Лавровой мне сейчас определённо не выдержать.

   Логинов стал отряхивать меня. Я поморщилась.

   - Не надо. Больно.

   - Идём ко мне. Умоешься. Я твои боевые шрамы зелёнкой замажу. Валерьянкой напою, - скомандовал он.

   - Нет, - я пошатнулась, он бережно поддержал. - Хочу домой, лечь и никого не видеть. Тебя первого.

   - О как! - восхитился Логинов. - Я чем провинился?

   - Ничем, но ведь опять смеяться надо мной будешь. Как ты здесь оказался?