Маргарита Полякова - Декамертон Страница 15

В тот июньский день я всерьез решила заполучить Толика. Причем больше всего в этом плане я надеялась на случай. И на всякий пожарный одела свое самое нарядное белье.

День Молодежи был действительно замечательным. Было весело. Толик слегка ухаживал за мной, и я начала надеяться, что вечер закончится так, как мне бы этого хотелось. Сейшен завершился далеко за полночь, а автобус, выделенный специально для музыкантов, довез нас только до полдороги. Остальной путь мы проделали пешком. Транспорт, естественно, никакой уже не ходил, и поэтому топать пришлось далеко и долго. У Толико-Дюковской общаги мы оказались уже около 3-х часов ночи. Майк двинул к какой-то своей подруге, а Толик в своей неподражаемой манере пригласил меня к себе. Я скосилась на Дюка, вопрошая Толика, куда он денет живущего с ним в одной комнате друга. Толик загадочно улыбнулся и повел меня наверх. Не менее загадочный Дюк исчез на полдороге. Мне это все, собственно говоря, было уже до синей лампочки. Меня буквально трясло от волнения и мысли, что я что-нибудь не смогу. Толик был само внимание.

В моей жизни было немало знакомых мужчин. С некоторыми из них у меня были близкие отношения. Но такие нежные мужики, как Толик, встречались мне очень редко, если не сказать более. Может быть, Толик казался мне таким потому, что я любила его. И, как оправдание собственной влюбленности, повторяла себе, что он музыкант. И не просто музыкант, а человек с гитарой. Такие люди, как он, умеют обращаться с женщиной бережно. Женщины для них – особый инструмент, от настройки которого зависит получаемое удовольствие.

Толик не стал торопить событий. Мы целовались, и он… кажется, он меня немного споил. Не было ни конфет, ни цветов, ни шампанского. Была какая-то мерзкая бормотуха и хрустящее печенье, купленное не по этому поводу. Я не могу сказать, что я потеряла голову – я все помню. Я просто давно ждала этого момента, и момент наступил. Я с любопытством рассматривала худощавое мужское тело, пуговица за пуговицей освобождая его от рубашки. Глаза Толика стали почти зелеными, а в голосе перекатывались бархатно рычащие нотки. Я, не удержавшись, пробежалась пальцами по его телу снизу вверх и тихонько царапнула грудь. Толик вздрогнул.

– Ну, все. Ты сама этого хотела!

Конечно хотела! Неужели в этом можно было еще сомневаться? Толик продолжал меня целовать, а его пальцы легко справились с моим нарядом. Когда вся верхняя одежда была на полу, а Толик глядел на меня в моем нарядном нижнем белье, в глазах его плясало такое, чего не выразишь даже самыми неприличными словами. Я первый раз в жизни видела такие огромные зрачки. В них отражалась я.

Разумеется, я прочитала кучу книг по интимной жизни разной степени откровенности. На собственном опыте я убедилась, что три четвертых из них – полнейшая лажа, а остальные – абсолютный гон. Были только 2-3 действительно полезные книги, с помощью которых я хотя бы имела представление о том, что вообще происходит. От постельной сцены с Толиком впечатлений было – море. Я, конечно, не улетела на седьмые небеса от полученного удовольствия (как это бывает в дешевых бульварных любовных романах), но только от одной мысли, что рядом со мной – любимый человек, и он – мой первый мужчина, я испытывала поистине потрясающие ощущения.

Утром мы проспали все на свете и расставаться не захотели. Мы о чем-то болтали, прикалывались, и, наконец, я решила, что неплохо было бы что-нибудь приготовить. На мое соображение по этому поводу Толик ответил, что будет готовить он сам, а я обязательно должна пойти с ним на кухню, чтобы посмотреть, какой он, на самом деле, повар-кулинар. Я пошла. В этот знаменательный день я научилась готовить потрясшее меня до глубины души блюдо – "Сдачу Бреды". Толик свалил всю оставшуюся в общаге жрачку (всего понемногу) в сковородку и залил яичницей. Как только запахло чем-то съедобным, на кухне тут же нарисовался Дюк с радостным воплем.

– Ура! Похаваем! Где мое весло?

Он даже схватил ложку, но благовоспитанный Толик на кухне, да еще и прямо со сковородки, Дюку есть не позволил. Сковородка из общажной кухни перекочевала на стол к ним в комнату, но, не смотря на весь свой голод, я сильно сомневалась, что смогу это съесть. Однако, глядя на радостно жующих Толика и Дюка, я решилась попробовать. Оказалось съедобно. После того, как мы перекусили "Сдачей Бреды" и даже попили чай, Дюк разлегся на своей постели и начал над нами прикалываться. Толик пытался выдворить вредного Дюка из комнаты, прозрачно намекая, что того труба зовет, и ждут блондинки. Однако любимые блондинки были Дюку по барабану, поскольку в данный момент ему гораздо больше хотелось издевнуться надо мной и Толиком. Поэтому Дюк пообещал выйти только после того, как я сделаю ему массаж, потому что он (типа того) очень устал. Я скосилась на Толика, и Толик разрешил. Сначала я делала нормальный массаж, а потом решила, что было бы неплохо вредному Дюку мелко напакостить. Я постепенно сбавила теми и нажим, движения стали легкими и чувственными. Я пробежала ноготками по Дюковской спине. После второго такого "сюрприза" Дюк вылетел из комнаты пулей.

– А мне массаж? – улыбнулся Толик.

– А ты не сбежишь вслед за Дюком?

– Не-а. Я даже дверь закрою. – это была удивительно хорошая идея, особенно если учесть, что нахальство Дюка было безграничным. Я повторила опыт на Толике, и он перевернулся. – А ты по животу можешь?

– Могу… – но терпения Толика хватило только на несколько секунд.

Когда я вспоминаю все, что было между мной и Толиком, мне в голову приходит именно эта общага. Стены, обклеенные плакатами и рисунками, заставленный посудой стол, мутное зеркало, треснувшее стекло в окне, пыльные занавески, ковер с Красной Шапочкой на стене, календарь на двери, два стула – красный и синий. Помню пивную банку в роли пепельницы. Огромный чайник под столом, краснознаменный красный флаг, натянутый в углу у потолка, номерок из гардероба на криво вбитом гвозде. И еще была белая крыса Дюка в трехлитровой банке. Да, я все это помню, хотя… Может быть, мне это все лучше было бы позабыть.

"Ты привык к спокойствию и тишине. Я ничего не стою в твоей жизни, потому что ты не захочешь на меня отвлекаться. Ты не видел моих счастливых глаз, и шутил над моими маленькими трагедиями. Ты не стремился меня понять и, наверное поэтому, не давал мне понять себя. Я не играла в твоей жизни главных ролей. У меня была роль без слов. Разговаривал ты. А чтобы я не могла ответить на твои вопросы, ты затыкал мои губы поцелуями и делал вид, что очень меня ревнуешь. Ты легко извлекаешь слова и фразы, а сложить из нее любви ты не можешь. Или, может быть, я просто не тот человек? Я по пальцам могу пересчитать обалдело счастливые рассветы, встреченные рядом с тобой. Ты легко улыбался, переступал порог и уходил. Жаль, что нельзя удержать в ладонях горячих поцелуев, чтобы после пьяной весны осеннее похмелье было не таким тяжелым. В твоих губах рождалась осторожная жалость ночной сказки. Я успокаивалась, засыпала на твоем плече и шептала тебе на ухо, что я тебя люблю. Может быть, этого было мало?"