Ольга Дрёмова - Иллюзия любви. Ледяное сердце Страница 16

Особой покладистостью Ирка никогда не страдала, и мгновенно уцепиться за нелепую идею о том, будто она, как бессловесная овца, повинуясь исключительно желанию однокурсников, притащилась навещать Семёна, которого с удовольствием удавила бы собственными руками, эта штучка могла только в том случае, если ей это по какой-то причине было выгодно.

— Ну что ж, рада тебя видеть, Ира. — Несмотря на соблюдаемые приличия, по лицу Надежды было заметно, что скорый уход девушки скорее радует её, чем огорчает. — Ты передай ребятам огромное спасибо, что они не забывают Семёна.

— Конечно передам. — Ирина ангельски улыбнулась. — Хорошо, что ты пошёл на поправку, а то мы все за тебя так испугались! — Она сняла с батареи пустую сумку и, повернувшись к Надежде, как бы между делом, бросила: — Когда ребята узнали, что Сёму избили какие-то картёжники, никто не поверил — ведь он и в карты-то не умел играть… — Ирина сделала паузу и, переведя взгляд на Тополя и совершенно отчётливо увидев промелькнувший в его глазах страх, победно завершила: —…пока его отец не научил.

— Пока что?.. — не поверила своим ушам Надежда и, будто желая убедиться, что ослышалась, перевела взгляд с Ирины на Семёна.

Если бы можно было в эту секунду вцепиться в горло Ирки и давить её до тех пор, пока она, хрипя, не сдохнет окончательно, Семён сделал бы это непременно. Представив, как его пальцы сходятся на тоненькой куриной шейке этой заразы, Семён бессильно заскрипел зубами, и его руки сами собой сжались в кулаки.

— Что ты несёшь, дура?! — перекосившись от злости, процедил он.

— А что я такого сказала? Об этом все знают… — Имитируя растерянность, Ирина часто заморгала, и уголки её губ по-детски обиженно поползли вниз. — Извини, я не знала, что это запрещённая тема.

— Как же, так я и поверил! Да ты за этим сюда и припёрлась! — Уже не сдерживаясь, он с силой ударил по постели кулаками. — Господи, да чтоб ты сдохла где-нибудь под забором!

От злобного крика Семёна в палате мгновенно стало тихо.

— Извините, ничего страшного, это он так… погорячился… — Ощущая неловкость, Надежда обвела взглядом комнату, в которой, помимо Семёна находилось ещё семь больных.

Родственники, пришедшие навестить своих мужчин, непонимающе переглянулись, но, как люди культурные, тут же отвернулись и сделали вид, что ничего особенного не произошло.

— Значит, всё-таки папа… — не обращаясь ни к кому конкретно, негромко проговорила Надежда, и её тёмно-серые глаза недобро сверкнули.

— Мам, ну что ты её слушаешь? — губы Семёна испуганно вздрогнули. — Ты же знаешь, её хлебом не корми…

— От хлеба фигура портится, — оборвала его Надежда.

— Мам, ну что случилось? Почему ты готова выслушивать эту сплетницу, вместо того чтобы поверить на слово собственному сыну? — с досадой произнёс Семён. — Я могу тебе поклясться, что отец здесь абсолютно ни при чём.

— Ну, если Лёнька абсолютно ни при чём, значит, свои пятьдесят процентов он уже получил, — констатировала Надежда и по растерянному выражению, появившемуся на лице сына, поняла, что попала в точку.

— Мам, давай поговорим. — Семён проникновенно посмотрел в лицо матери, искренне сожалея, что находится в столь неудобном горизонтальном положении. — Папа ни в чём не виноват, и я прошу тебя… я тебя очень прошу: не стоит говорить ему о том, что со мной произошло. Уж если на то пошло, отец — единственный, кто не отказался мне помочь, когда у меня наступил край.

Бросив косой взгляд в сторону Ирки, Тополь недовольно сдвинул брови, ясно давая понять, что она здесь лишняя и что скромный семейный совет вполне может обойтись и без её присутствия. Но Хрусталёва уходить явно не собиралась, тем более в тот момент, когда начиналось самое интересное.

— Сынок, ты или наивный, или слепой, одно из двух, — устало произнесла Надежда. — От помощи твоего доброго папеньки ты чуть не протянул ноги.

— Он желал мне добра, — упёрся Семён.

— Тогда почему же ты, избитый, приполз ко мне, а не к нему? — не выдержала Надежда. — Как же, мать — злая, а отец — душа нараспашку! Что же эта душа не пошла в сберкассу и не сняла денег с книжки, если уж так хотела тебе помочь?

— Какая сберкнижка, мам? Отец сказал, что у него сейчас нет ни рубля!

— Я бы удивилась, если бы он сказал тебе что-нибудь другое.

— Ты хочешь сказать, что у папы деньги… были? — Неожиданно по телу Семёна пробежал неприятный холодок.

— Отчего же «были», они и сейчас у него есть.

— Но тогда выходит… — Не договорив, Семён потрясённо замолчал, и вдруг, словно очнувшись, смерил Хрусталёву с ног до головы злым взглядом. — Слушай, чего ты тут стоишь, уши греешь? У нас с матерью… — Будто споткнувшись на слове, он на мгновение замолк, а затем исправился: — У нас с мамой свои дела, семейные, и ты здесь лишняя. Забирай свои банки-склянки и проваливай, сестра милосердия, а не то я тебе их сейчас на голову одену.

— Семейка… — Губы Ирины скривились. — Живучие, как кошки, ничего вас не берёт. Да катитесь вы ко всем чертям, оба! — в сердцах выкрикнула она и, полоснув по матери с сыном ненавидящим взглядом, громко хлопнув дверью, выбежала из палаты.

— И чего я на ней не женился, вот невестка бы тебе была, а? — ухмыльнулся Семён.

— Да, сынок, что-то ты оплошал, — тепло улыбнулась Надежда.

— Ну, ничего, я исправлюсь, обещаю тебе. — Семён секунду помедлил, посмотрел в глаза матери, а потом протянул руку и впервые за последние полгода коснулся её руки.

— Лидия, ты дома? — Леонид напряжённо вслушался в тишину, царящую в квартире Загорской.

Ни в одной из комнат свет не горел, и даже на кухне, где всегда по вечерам была включена лампочка электрической подсветки, оказалось абсолютно темно. Нерешительно переступив порог, Тополь вытащил ключ из замочной скважины, тихонько прикрыл дверь, щёлкнул выключателем и невольно вздрогнул: в конусе света, падавшего из прихожей в гостиную, показалась рука Лидии, безжизненно свисавшая с дивана.

Ёкнув, сердце Леонида сделало один большой скачок и остановилось, а в голову бросилась оглушительно горячечная волна крови, которая тут же залила его шею и щёки алым. Чувствуя, как, приварившись, подошвы ботинок буквально приросли к полу, Тополь испуганно сглотнул, облизал губы и, боясь пошевельнуться, застыл на месте.

— Лидия?.. — Скользнув по пыльным бархатным шторам, шёпот Тополя мягко скатился на ободранные дощечки давно нециклеванного паркета и, низко прошуршав, растворился в пугающей тишине квартиры.

За свою почти полувековую жизнь Тополь успел многое: меняя жён как перчатки, он состоял в официальном браке вот уже в пятый раз, и, признаться, нисколько не раскаивался в том, что провёл лучшие дни своей жизни столь бурно. Не имея привычки сожалеть о том, чего уже не исправить, он почти никогда не вспоминал своих бывших, разве что в тот момент, когда, расписываясь за получаемые в зарплату деньги, видел графу отчислений по исполнительному листу в пользу маленьких Тополей, так некстати наплодившихся за два последних десятилетия. Четырежды разведённый, в общей сложности многодетный, он был готов к любому повороту судьбы, от нового развода до очередной женитьбы, но никогда, даже в страшном сне, не мог вообразить себе перспективу остаться вдовцом.