Деспот (СИ) - Арская Арина Страница 16

Срывается на громкие рыдания, из которых я понимаю, что ее папуля очень разочарован дочуркой, которая в чем-то провинилась перед Мироном Львовичем. Потом она пытается оправдаться, что она была пьяной и ее случайная связь с незнакомцем в клубе не имеет никакого значения.

— Для меня имеет, — глухо и мрачно отвечает Мирон Львович.

Воет, вскинув голову. Не выдержав ее стенаний, встаю и срываю простынь с матраса. Кутаюсь в белый шелк и шагаю к Анжеле, которая подскакивает на ноги и выбегает из спальни.

— Оставь ее, — Мирон Львович тянется к смартфону на прикроватной тумбе.

— Ей нужна помощь, — я растерянно оглядываюсь на него, — или хотя бы поддержка. Или дружеский разговор. Вот у нее разбито сердце, а вы сухарь!

Мирон Львович переводит взор с экрана телефона на меня. Он удивлен. Конечно, я через секунды три понимаю, что вряд ли я как-то могу помочь Анжеле. Я переспала с ее бывшим женихом, и она была готова меня пристрелить.

Мирон Львович прикладывает телефон к уху, глядя на меня, и через несколько секунд говорит:

— Антон, ко мне явилась Анжела со стволом. Прими меры.

Вспоминаю беседу с Виталием, который заявил вчера, что у Мирона Львовича к каждому свой подход, и в страхе за жизнь и достоинство его невесты, выскакиваю в коридор.

— Анжела! — бегу вниз по лестнице и торопливо преодолеваю гостиную, следуя на звуки рыданий. — Анжела! Тебе пора валить! Мирон Львович позвонил какому-то Антону! Анжела!

Залетаю в столовую и притормаживаю на пятках. Анжела режет ножом мой пиджак, втаптывая брюки в осколки, лужицы вина и объедки. Рядом валяется изгвазданный и разодранный топ.

— Антону?! — она замирает, бледнеет и вздрагивает. — Вот черт!

Отшвыривает нож и варварски изрезанный пиджак и кидается к дверям в истеричной панике.

— Как ты мог? — толкает Мирона Львовича, который широким шагом входит в столовую, и бежит прочь. — Ненавижу тебя! Ненавижу!

Вот знала бы, что мне на рассвете бывшая невеста Мирона Львовича направит дуло пистолета в лицо, то я, пожалуй, после ужина сбежала домой. Не хочу быть участницей чужой личной жизни, что пошла по одному месту из-за пьяной ошибки. Вот я тоже налакалась и шагнула в пропасть. И чем окончится мое падение, если в свободном полете не пристрелят?

На цыпочках обхожу осколки, печально поглядывая на испорченную одежду, и со вздохом обуваюсь, оперевшись рукой о стол. Хоть туфли уцелели, и на том спасибо.

— Кто такой Антон? — подхожу мрачному Мирону Львовичу и заглядываю в его злое лицо. — Кого вы натравили на даму, и делаю акцент, — с разбитым сердцем?

— Ее отца, — невесело хмыкает.

О, кажется, я опять ошиблась в Мироне Львовиче. Я подумала, что он позвонил какому-нибудь головорезу, который занимается надоедливыми и истеричными бывшими, но раз Анжела так испугалась отца, то там серьезный мужик.

Через несколько секунд молчания и игры в гляделки с Мироном Львовичем выхожу, цокая в тишине каблуками. Мне надо подышать свежим воздухом, собрать мысли в кучу и осознать произошедшее. Жизнь моя стала слишком богата на события.

Шагаю по дорожке, вымощенной каменной кладкой, к беседке у пруда.

Сажусь на скамью и смотрю на зеленые округлые листья на спокойной глади воды и вслушиваюсь в трели утренних пташек и шелест ветра в кронах сосен и елей. Голова кружится от свежести и прохлады.

Отличное местечко для утренней медитации, успокоения и молчаливого созерцания. Сегодня могла окончиться моя жизнь из-за отчаянной ревности отвергнутой невесты, но я все жива. Я так была далека от мира богатых, и в нем очень неуютно: женщины в нем капризные, а мужчины — самодовольные упрямцы.

— Ты удивляешь, Софушка, — рядом присаживается Мирон Львович и протягивает белую кружку черного чая с долькой лимона.

— У меня не было цели вас удивить, — принимаю подношение. — Я была напугана.

— А на тот момент я бы так не сказал, — подносит к губам кружку и усмехается. — Ты будто каждый день бываешь на перестрелках.

— Если бы я каждый день была на перестрелках, Мирон Львович, то всегда носила с собой оружие.

— Справедливо.

В тишине пьем чай, а затем я тихо говорю:

— Вы бы могли простить Анжелику, если бы она была вам дорога.

— Она меня предала, — сжимает ручку кружки в пальцах.

— Все ошибаются, Мирон Львович, и надо уметь прощать.

— Я в этом вопросе принципиален. Женщина должна быть верной, — вытягивает ноги и сбрасывает туфли. — Точка.

Любуюсь благородным профилем непримиримого гордеца. Боже, когда красивый богатый мужчина говорит о принципах и верности, сердце замирает. Очень любопытно, с кем Анжела позабавилась? Кто смог затмить Мирона Львовича?

— С кем? — задаю короткий вопрос и во все глаза смотрю в его лицо.

— С каким-то студентом, — ледяным голосом отвечает и присасывается кружке.

— О… — моргаю и отхлебываю горячего чая, — понятно.

Мирон Львович поворачивает ко мне лицо и молча поджимает губы.

— Выбрала нищего неудачника. Художника, мать твою, и поэта, — голос хрипит ревностью и злостью.

— Если бы она выбрала мажора, то ситуация бы кардинально изменилась?

Мирон Львович резко поднимается со скамьи, отставив кружку в сторону, и покидает беседку. Стоит у пруда и молчит. Грустная, конечно, история, но лучше бы она прошла мимо меня. Слышу урчание жабы, и поднимаюсь. Дефилирую к бережку, сажусь у воду на корточки и высматриваю среди осоки и камней пупырчатую певицу.

— Где?

— Что? — не понимает Мирон Львович.

— Жаба, — поднимаю взгляд.

Переводит взор на пруд и хмурится, выискивая глазами громкое земноводное. Затем вскидывает руку:

— Там, Софушка.

Вглядываюсь в траву, торчащую клочками из воды, и замечаю среди влажных камней бурую жабу. Жирную такую, с толстыми боками и уродливыми бородавками на спинке.

— Она ведь не выживет в квартире? — задумчиво жую губы. — Нужен террариум, особый уход. Да и одиноко ей будет, как в тюрьме.

— Ты хочешь выкрасть у меня жабу из пруда? — охает Мирон Львович.

— Чего сразу выкрасть? — встаю и распрямляю плечи, недовольно фыркнув. — Да вы бы и не заметили. У вас тут полно жаб. Вам жалко, что ли?

— Господи, почему жаба? — вскидывает брови.

— Была бы тут утка с утятами, то захотела бы утенка, — пожимаю плечами. — Но ему бы точно было тяжко в тазике с водой.

Мирон Львович обхватывает лицо ладонями и целует мои искусанные губы под урчание жабы, которая словно возмущается его разнузданности. Теплая слабость разливается между ног ноющим дискомфортом, и я, оптрянув, отвожу взгляд и прикладываюсь к кружке с остывшим чаем, чтобы скрыть неловкость.

— Мне надо вернуться домой и привести себя в порядок перед рабочим днем, — наблюдаю за жабой, которая лениво ныряет в воду.

Мирон Львович гневно выдыхает, скрывается в беседке, обувается и энергичным шагом идет к дому, приглаживая волосы. Отвлекаюсь от созерцания его прямой спины и смотрю на жабу, которая пытается забраться на лист кувшинки, яростно перебирая лапками. Чувствую с ней родство. Она такая же старательная, как и я.

— Поехали ко мне в гости, красавица с прелестными бородавками.

В мире жабы не существует одинокой девицы, лишь лист кувшинки, на которую очень хочется заползти и отдохнуть на ней.

— Доброе утро, Софья, — окликает меня зевающий Виталий и затягивает галстук на шее. — Как вы?

— Мне чуть не прострелила голову невеста Мирона Львовича, — семеню на носочках мимо.

— Бывшая невеста, — поправляет Виталий и следует за мной. — Эта сука умудрилась перелезть через забор и тем же путем сбежала.

Ясно теперь, чего Анжела выглядела такой помятой и грязной. И еще меня назвала чокнутой сукой. Я бы к бывшему через забор не полезла. Я бы поплакала под печальную музыку, съела бы ведро мороженого и, возможно, заполировала тоску несколькими пачками чипсов со вкусом сыра.

У машины меня ждет Мирон Львович, который издевательски трясет ключами перед моим лицом и вкладывает связку в ладони: