Сандра Мэй - На краю любви Страница 17

В результате музыкальный фрагмент закончился, наступила та самая звенящая пятисекундная тишина, после которой зал должен разразиться аплодисментами, — и именно в этот момент туфля с громким стуком брякнулась на пол. Близсидящие меломаны посмотрели на Джилл с гневным осуждением, Саймон залился бордовой краской — и наступил антракт.

В антракте все приличные люди пили шампанское — но Саймон развлек Джилл рассказом о том, как много сейчас стало поддельных игристых вин, в которые для пущей игристости добавляют разные вредные вещества — только что не мышьяк. В результате Джилл, стуча зубами от холода, прихлебывала минералку без газа и тихо ненавидела и зануду Саймона, и классическую музыку, и собственное малодушие.

Гершвин облегчения не принес, но зато Джилл была умнее и с самого начала сняла туфли и задвинула их под кресло. В половине одиннадцатого пытка музыкой окончилась, и вскоре Джилл радостно ворвалась в холл отеля-борделя, предвкушая крепкий и здоровый сон по крайней мере до одиннадцати утра. Тогда они приедут домой как раз к вечеру, папаня Баллард не успеет сказать никакой гадости, Джилл натянет шерстяные носки и любимый свитер, включит киношку…

В общей гостиной прямо перед аляповатым камином стоял низенький сервировочный столик, на котором горели розовые свечки в форме пухлых сердец, в ведерке подернулась инеем бутылка дешевого шампанского, а роль романтического ужина, так сказать, играло блюдо с двумя грушами, двумя яблоками, четырьмя клубничками и половинкой довольно тщедушного ананаса. Сбоку скромно притулилась бутылка «Джек Дэниеле» — пойла не слишком дорогого, но вполне бодрящего, и Джилл подумала, что, на худой конец, согреться можно и этим…

Саймон кашлянул за плечом своей ошеломленной спутницы.

— Я полагал… мы так редко бываем наедине, Джиллиан… То есть, собственно, вообще не бываем, просто нет возможности…

— Саймон, ты просто молодец, но…

— Нет-нет-нет, умоляю, не отказывайся. Я едва набрался храбрости и сейчас даже позволю себе немного виски.

Джилл с тоской взглянула на дверь своей комнаты. Почему она такая безвольная? Все, что сейчас действительно нужно сделать, так это выпить полбокала виски, пожелать Саймону спокойной ночи и завалиться спать…

Вместо этого она уселась на неудобный диванчик, мгновенно провалившись в его плюшевые глубины так, что колени едва не уткнулись в подбородок. Саймон долго крутил проволочку на пробке, потом безрезультатно дергал саму пробку, а потом Джилл опрометчиво брякнула: «Да ты просто встряхни ее…»

Шампанское с шипением рванулось в потолок. Пробка отбила нос лепному амурчику, мрачно сжимавшему в руках люстру. Джилл с облегчением вскочила, держа на весу мокрый подол загубленного платья. Саймон что-то блеял и раскаивался.

— О боже, какой я неловкий… Джиллиан, я оплачу химчистку… Странно, оно же холодное… Будем надеяться, горничная ничего не заметит…

— Саймон! Перестань причитать, убери шампанское и разлей виски. Мы ведем себя, как герои фильма «Тупой и еще тупее». Сейчас я переоденусь, потом мы выпьем, чтобы не простудиться, а потом ляжем спать. Завтра, я полагаю…

— О, ради бога, Джиллиан! Не надо говорить про завтра. Я в кои-то веки оказался наедине с женщиной, которую мечтаю назвать супругой…

Джилл издала нечто вроде хрюканья.

— Прости… поперхнулась… Ты сказал…

— Ну да, разумеется! Мама сказала, что это уже неприлично. Она абсолютно права, конечно. Мне давно следовало…

Джилл решительно вскинула руку. Выслушивать предложение руки и сердца в мокром вечернем платье и прилипшем к телу белье было выше ее сил.

— Погоди, Саймон. Сначала я переоденусь.

На часах было полпервого, за окном опять пошел снег, огонь в камине стал синеватым — а Саймон продолжал с воодушевлением рассказывать о том, как его мама представляет себе их совместную жизнь. Джилл механически кивала, глядя на умирающий огонь, а в голове билась только одна мысль: лучше одной до самой смерти, чем вот это вот убожество, нудное, тоскливое, правильное до одури, пекущееся о приличиях…

— …Мама полагает, что уже через год нам надо будет перебираться из нашей дыры в настоящий город. Как тебе Кримстаун?

— Да-да…

— Довольно миленький, я считаю. Здесь есть банки — у меня будет возможность устроиться на приличную работу…

— Да-да…

— Джиллиан, ты очень красивая!

— Да-да… Что?

— Я просто не могу удержаться…

Возможно, виновато было виски. А возможно, она даже в мыслях не допускала, чтобы САЙМОН был способен на ТАКОЕ…

Что-то круглое и бледное заслонило огонь в камине, что-то мокрое и теплое накрыло ее рот. Через мгновение до Джилл дошло: Саймон ее целует. От неожиданности она не отпихнула Саймона сразу, и исключительно благодаря этому он избежал увечий, но уже через пару секунд Джилл уперлась обеими руками в грудь своего потенциального супруга и решительно сдвинула его к краю дивана.

Обескураженный Саймон сделал то, чего Джилл не могла бы представить и в страшном сне. Он вдруг торопливо полез в карман пиджака, достал оттуда блестящий флакончик и торопливо пшикнул себе в рот…

Освежитель дыхания, подумала Джилл. Он думает, что у него плохо пахнет изо рта и поэтому я его оттолкнула… О боже! Саймон победно улыбнулся.

— Ты сводишь меня с ума, Джиллиан. Я совершенно забылся. Честное слово, во мне проснулся пещерный человек. Малышка моя…

Джилл почувствовала, как ее разбирает абсолютно истерический смех. Она погрозила Саймону пальцем.

— Саймон, прости меня, но я не готова. Правда. Ты и твоя мама абсолютно правы. Мы слишком редко бываем наедине. Я бесконечно ценю твою дружбу, мне льстит твое внимание… но я пока не готова ни к чему более серьезному. Прошу, дай мне время.

Этот идиот аж просиял от счастья.

— Джиллиан, прости мою разнузданность. Я должен был помнить, что имею дело с педагогом, с порядочной в высшей степени женщиной…

Джилл сбежала в свою комнату, накрыла голову подушкой и хохотала минут пять, после чего начала всхлипывать и поняла, что у нее истерика.

Заснула она с одной мыслью: что бы ни случилось в будущем, женой Саймона Джейкобса она не станет НИ-КОГ- ДА!!!

6

Разумеется, перевал завалило снегом. К счастью, это был еще не окончательный диагноз, но три лишних часа они проторчали в пробке на трассе, ожидая, пока грейдеры расчистят заваленные участки дороги.

Словом, до родного дома Джилл добралась только в начале двенадцатого ночи — злая, как оса, уставшая, как вол, и исполненная самых мрачных мыслей.