Луиза Розетт - Больше никаких признаний Страница 17

У меня на лице расплывается улыбка. — А… какой твой типаж?

Он отвечает без запинки.

— Старшеклассницы с голубыми глазами, которые выносят мозг умными словами.

— Ага. Даже не знаю, кто бы это мог быть…

— «Архитектурные проекты?» Я тебя умоляю.

— Что? — говорю я максимально невинно. — Если эта девчонка может быть художницей со всей этой краской на пальцах и руках, которой она, наверно, специально мажется, чтобы все смотрели и думали: «00, она рисует, это так круто», тогда ты тоже художник.

Он не отвечает, подъезжая к моему дому.

— Ты думаешь, «художниками» могут быть только модные и умные девочки из Лиги Плюща? Нет. Художник — это каждый, кто что-то создает.

Он заезжает на парковку.

— Не каждый.

— Каждый, у кого есть талант. Я видела твои рисунки.

— Когда? — это звучит немного раздраженно.

Я с удивлением смотрю на него.

— Ты серьезно? Ты сейчас серьезно? Он демонстрирует свою полуулыбку.

— Нет.

Я закатываю глаза и тянусь к нему, чувствуя, что настал момент вернуть его благосклонность. Мои руки проникают под его камуфляжную куртку и оказываются на его талии. Что-то во внутреннем кармане куртки задевает мою руку.

— Что это такое?

Он лезет в карман и совершенно будничным жестом достает небольшую фляжку.

— Постой. Ты теперь ходишь с фляжкой?

— Только на мюзиклы.

— Ха-ха, — говорю я.

Он собирается убрать фляжку, но я беру ее и открываю. Вдыхаю, но не чувствую запаха. А потом, по какой-то необъяснимой причине, делаю маленький глоток. Он поднимает одну бровь. Я не свожу с него глаз, не вполне понимая, что я пытаюсь доказать, как вдруг жидкость обжигает мой рот и горло.

— Что это? — резко спрашиваю я.

— Водка. Нравится?

Морщу нос.

— Не очень.

— Хорошо, — говорит он, забирая у меня фляжку и убирая в карман.

— Хорошо? Почему?

— Тебе шестнадцать.

— Да и ты не совсем взрослый, — напоминаю я, хотя так тупо говорить это человеку, работающему в баре.

Я мысленно возвращаюсь в ту ночь, когда ждала у его дома, а он с трудом добрался до него. Тогда я спрашивала его об алкоголе, но возможно, настал момент для более трезвой версии того разговора.

— Ты же не пьешь, когда садишься за руль, да?

— Я не подвергаю тебя опасности.

— Я не об этом спрашиваю.

— Нет, не пью, — он показывает на часы на приборной панели.

Тебе пора.

Понимаю, что он пользуется моим комендантским часом, чтобы избавиться от меня, но не показываю недовольство, а целую его и желаю спокойной ночи. Пока я иду по дорожке, доставая ключи из сумки, я все еще чувствую жжение от водки во рту и думаю: нормально ли для парня в его возрасте — для парня в любом возрасте — носить с собой фляжку.

Практически уверена, что нет, и Питер меня бы в этом поддержал. Но если я чему-то и научилась на психотерапии во время реабилитации брата, так это тому, что не мое дело ставить Джейми диагноз или указывать ему на проблему.

Тем не менее, открывая дверь и оборачиваясь, чтобы помахать ему, я чувствую, что выбрала самый простой путь.

Глава 8

Выставка Рейчел проходит в студии совместно с работами двух других студентов. Играет какая-то классическая музыка в авангардном исполнении, от которого хочется скрипеть зубами, а официанты курсируют с пластиковыми стаканчиками, наполненными вином, раздавая их всем желающим. Джейми берет стаканчик, и я следую его примеру, затем мы закусываем эксцентричными ярко-желтыми ломтиками сыра и такими же крекерами. Хоть я и не знаток вин, но на вкус оно, как вода с уксусом.

Сказать, что мы выделяемся из толпы, значит, ничего не сказать.

Я оглядываюсь в поисках Холли и Кола, с которыми мы должны здесь встретиться, но не вижу их. Студия забита толпой людей, которые дали бы фору ООН на фронте разнообразия. Мы проходим мимо первого экспоната — огромных картин в стиле комиксов. Они рассказывают историю ребенка, который пересекает южную границу США, хотят сожрать гигантские чудовища, а мексиканские рестлеры внушительных размеров пытаются убить, чудовищ. Художник, похожий на подросшую версию ребенка с картины, нервно топчется в углу, изо всех сил справляясь с вопросами аудитории, с таким видом, словно эта ситуация — пытка для него. Мне кажется, он был бы счастлив провести всю жизнь в одиночестве в своей мастерской, где ему не пришлось бы отвечать на вопросы о его работе.

Второй экспонат фотографии частей зела. Объекты сфотографированы настолько близко, что невозможно понять, на что ты смотришь, но я думаю, в этом отчасти и кроется смысл. Я не всегда понимаю искусство, но всегда замечаю, когда что-то меня затрагивает. Однажды летом родители возили нас с братом в музей на севере Нью-Йорка. Тогда я вошла в это гигантское, выцветшее, похожее на лабиринт, здание, ожидая, что внутри я обнаружу искусство. Там было так спокойно и красиво, мне даже захотелось там жить. И в тот момент я поняла, что само здание — это искусство.

Слушаю разговоры вокруг: студенты и преподаватели переговариваются приглушенными, полными благоговения, голосами, словно могут потревожить искусство, если заговорят слишком громко. Одни используют термины, которые я не понимаю, а другие настолько пафосны, что их невозможно слушать. Однако к одному разговору между пожилой женщиной и молодым человеком, делающим заметки, я прислушиваюсь. Она явно разбирается в том, о чем говорит, но это не звучит оскорбительно для других.

Джейми молчит с тех пор, как мы сюда пришли, и почти не моргает, словно он впитывает в себя все вокруг. Интересно, он когда-нибудь раньше бывал в музее или на выставке? Не могу представить, как отец ведет его, допустим, в парк скульптур, хотя я знаю, что его мама была певицей. Возможно, он унаследовал свой художественный талант от нее.

— Ты когда-нибудь задумывался о художественном училище? — спрашиваю я.

Он смотрит на меня так же, как тогда, когда я сказала Рейчел, что он художник. Он допивает вино одним глотком, а потом говорит:

— Какого хрена кто-то типа меня будет делать в художественном училище?

Не знаю, что он имеет в виду под «кем-то типа меня», и не знаю, как истолковать злость в его голосе. Подходит официант с вином и, подмигивая, предлагает мне стаканчик. Я оглядываюсь посмотреть, не наблюдают ли за мной, и понимаю, что никому здесь нет до меня дела. Беру стаканчик, хотя уже чувствую эффект от первого. Джейми тоже берет еще. Его взгляд направлен на фото того, что кажется мне кусочком женской спины, когда он говорит:

— Нельзя пойти в художественное училище, если тебя выгнали из школы.