Луиза Розетт - Больше никаких признаний Страница 18

— Нельзя пойти в художественное училище, если тебя выгнали из школы.

— Ты же сдашь экзамены, — напоминаю я. Он качает головой.

— Ты сдашь.

Он ничего не говорит.

— Джейми, ты сдашь. Ты готовился, как ненормальный, и ты…

Я умолкаю. Он не смотрит на меня.

Он уже получил результаты.

Могу сказать, что его больше расстраивает мое разочарование, а не провал на экзаменах мы очень серьезно готовились по тренировочным тестам.

Не знаю, что сказать. Я ни на секунду не задумывалась, что он может не сдать.

Он отходит на несколько шагов, чтобы рассмотреть фотографию чего-то совершенно непонятного и слегка сексуального. Он допивает вино. Мы опять не разговариваем до самого экспоната Рейчел.

Когда мы до него доходим, вино уже вовсю действует на меня. Моя макушка взмывает под потолок; картины, и люди текут по моим венам. Я и раньше бывала под градусом, но не до такой степени — я выпила больше, чем следовало. И это не так уж плохо. На самом деле, это совсем не плохо.

Возможно, теперь я начинаю понимать, почему некоторые всегда носят с собой фляжку.

Я вижу Рейчел в другом конце комнаты, окруженную людьми с седыми волосами и странными нервными ухмылками. Наверно, это профессора или родители. Может, они покупают или критикуют произведения искусства — откуда мне знать? Зато я знаю, что они в полном восторге от того, как она рассказывает о своей работе, изящными руками указывая на мазки кисти и цвета.

Я рассматриваю картину, о которой она говорит, и меня наполняет ярость. Яркие красные, оранжевые и желтые линии скрутились в беспорядочный колючий шар с предметами статуэтками, религиозными артефактами, осколками битой керамики — в центре взрыва. Я теряюсь, пытаясь это истолковать, а потом замечаю в углу плоский монитор, на котором снова и снова крутится видеоролик со взрывами.

Мой взгляд поднимается от монитора, следует над картинами к пустой белой стене с блестящими черными буквами, из которых складывается название экспоната Рейчел — «Нефть ценой Колыбели Цивилизации — насилие в Ираке».

Рука Джейми ложится на мою, порываясь развернуть меня и утащить назад в комнаты с черно-белыми фотографиями и полотнами с мексиканскими рестлерами или, может, чтобы вообще увести меня из этого здания.

— Ну? Что думаешь?

Несмотря на свое нетрезвое состояние, я прекрасно осознаю сразу несколько вещей. Рейчел адресует свой вопрос мне с самодовольной улыбкой, хоть мы втроем и знаем, что ее интересует совсем не мое мнение. Компания, с которой она общалась, теперь свободно ухмыляется за ее спиной, а их глаза направлены на нее, словно она сама — произведение искусства: название ее экспоната, как неоновая надпись мерцает у меня в голове? сыр крекеры химически цветов бурлят в кислой глубине моего желудка; а Джейми пытается придумать, что делать в этой, как понимает рациональная часть моего мозга, невыносимой для него ситуации.

Крутые картины, Рейчел, говорит Джейми со всей искренностью, на которую он способен, противореча мне.

Его рука горит на моей, словно может прожечь кожу. Я открываю рот, и он предупреждающе крепко сжимает мою руку. Я знаю, чего он хочет — он хочет увести меня отсюда, чтобы мы разобрались с этим в частном порядке. Но это определенно не то, чего хочу я.

— Ирак? — мой голос кажется чужим даже мне самой.

Улыбка Рейчел слабеет, ведь она столкнулась с тем, кто не скачет от восторга при виде ее.

— Извини? — говорит она.

— Что ты знаешь об Ираке?

Она отвечает лаконично:

— Я всесторонне изучала Ирак.

Подходит пожилая женщина, которая кружит по выставке со студентом, делающим заметки. Я смотрю на нее через плечо Рейчел, и Рейчел оборачивается, а на ее лице тотчас же снова воцаряется самодовольная улыбка.

— Профессор Астрид. Спасибо, что пришли.

Женщина кивает, с любопытством глядя на меня. Разве все в этом зале видят, что я пьяная? Или я просто выгляжу так же опасно, как себя ощущаю?

Очень впечатляющая выставка, Рейчел, — говорит она.

Серьезно, очень впечатляюще.

Кажется, ее похвала успокоила Рейчел. Должно быть, этот профессор важная персона. Что-то уродливое внутри меня поднимает голову и принюхивается, учуяв запах уязвимости.

— Роуз, пойдем, попьем водички, — Джейми встает за мной и кладет руки мне на плечи, все еще пытаясь развернуть меня, будто думает, что я вырвусь и изобью Рейчел.

Но я непреклонна словно пустила корни глубоко в пол галереи.

— Это не искусство.

Несколько человек неподалеку поворачиваются, подняв брови, чтобы узнать, кто осмелился бросить вызов прекрасной художнице из Лиги Плюща, которая так очевидно успешна.

— Ты новости смотришь? — скептически спрашивает Рейчел таким тоном, будто обращается к ученице младших классов. — Ты хоть понимаешь, какая ситуация в Ираке?

Джейми опускает голову и смотрит в пол — он ничего не может поделать, и он это понимает. Он отпускает меня и делает шаг назад, скрестив руки.

— Ситуация в Ираке — это не искусство. А то, что ты крутишь на своих мониторах — эти взрывы — это не развлечение.

— Это называется первоисточник… — начинает Рейчел.

Слушать противно ее академический жаргон.

— В этих взрывах погибали люди! — поворачивается еще больше голов. — И кто, ты думаешь…

— Юная леди, — перебивает профессор, подходя ко мне и сжимая мое плечо, словно по-настоящему хочет, чтобы я ее поняла, словно это крайне важно. — У искусства нет ограничений. Искусство существует, чтобы разбираться во всем — абсолютно во всем. Такова его функция в культуре. Без него мы все были бы потеряны.

Я обвожу взглядом выставку картин Рейчел. Всего их пять, огромных и абстрактных. Они производят впечатление непоправимого ущерба памятникам культуры, сооружениям, человеческой плоти. На мой взгляд, они поверхностные и подчеркивающие самомнение автора. Эти картины совсем не об Ираке, не о погибших людях, не о скорби по потерянной культуре и утраченных реликвиях из «Колыбели Цивилизации».

Эти картины о ней, они призваны показать, какая она глубокая, компетентная, сострадательная, утонченная и способная воспринимать мир за пределами того, чем она восхищается в зеркале каждый чертов день своей жизни.

Короче говоря, дерьмо какое-то.

Я была права насчет нее — я была права с первого взгляда на нее. Она фальшивка.

Сыр кислотного цвета, крекеры и вино выплескиваются у меня изо рта и плюхаются на пол у ног Рейчел.

Я лежу на диване в гостиной с закрытыми глазами, поэтому мне не приодится смотреть на новогоднюю гирлянду, мерцающую на нашей елке — она болезненно яркая и выглядит, как сотни огней, потому что отражается в наших старомодных стеклянных орнаментах. Такое чувство, что я в лодке посреди океана во время жуткого шторма, хотя я, судя по всему, виновата в этом больше, чем новогодняя елка. В голове все пульсирует. А может, это в ушах — не могу точно сказать.