Дарья Волкова - De Paris avec lamour (СИ) Страница 17

— Представь себе, — улыбнулся внук. Но тему все предпочел сменить. — Когда ты уезжаешь?

— Через два дня. Послушай, Серж… — женщина слегка замялась. — Я бы хотела поговорить с тобой.

— Конечно, — он улыбался по-прежнему безмятежно, но внутренне подобрался. У них с Нинон было полное взаимопонимание по всем вопросам, кроме одного.

— Я недавно говорила с твоим отцом…

— Вивьен звонил мне, — вот так Серж и знал!

— Он обеспокоен тем, что происходит.

— То, что происходит — это все еще последствия его председательства в совете директоров.

— Серж…

— У меня все под контролем!

— Но ты мог бы выслушать отца.

— Я выслушал! И даже прочитал все, что он мне выслал. Ерунда полнейшая. Он как был непрофессионалом — так им и остался. Жалкий неудачник.

— Серж, ты говоришь о своем отце!

— А ты не даешь мне об этом забыть, да? — в его голос все же прорвалась горечь, которую Серж предпочитал не показывать.

— Мальчик мой, — Нинон встала со своего места и подошла к внуку, положила руку на плечо. — Ему пришлось трудно. Его собственный отец…

— Дед был настоящим мужчиной. Который знал, что такое долг и ответственность за семью!

— И он был довольно сложным и жестким человеком…

— Ничего подобного! Дед был замечательным! Я ни разу не почувствовал его, как ты говоришь, «жесткости».

Он просто не был слюнтяем — но это разные вещи.

— Рене… он очень изменился с возрастом. Он с тобой был совсем другой, — мадам Бетанкур легко взъерошила волосы внука. — Наверное, понял, что перегнул палку в воспитании сына. У твоего отца было очень непростое детство. Прояви к нему снисходительность.

— Любопытно, почему я должен проявлять снисходительность к человеку, который едва не угробил мое собственное детство? И почему я не могу оправдывать свои просчеты и огрехи тем, что у меня было несчастливое детство?!

— Потому что ты сильный, мальчик мой, — мадам Нинон обняла внука покрепче за плечи. — Сильный человек должен быть великодушным.

Серж лишь хмыкнул в ответ, но к женской руке на своем плече прижался щекой. Как в детстве.

Рене Бетанкур был человеком дела и, прежде всего, всегда и во всем — именно дела. Он не понимал выдуманных причин, проявлений слабости, отговорок. Он знал свою цель и шел к ней. Единственной его слабостью была она — тонкая белокурая девочка с прозрачными голубыми глазами, его la belle russe. Рене боготворил Нинон, гордился ею — ее аристократическим происхождением, красотой, умом. Ради нее, по большому счету, он и старался — дать ей только самое-самое лучшее. Настоящий self made man — и только ради нее. Нинон это ценила, потому что очень любила его — несмотря на замкнутый характер, молчаливость, резкость.

Виьвен пошел в мать — такой же белокурый голубоглазый ангел. Но, к сожалению, не унаследовал ни отцовской силы характера, ни материнского умения ладить с тяжелыми людьми. Зато был изрядно избалован доступностью всего, что можно купить за деньги. К восемнадцати годам пропасть между сыном и отцом достигла угрожающих размеров. Результат был предсказуем. Рене выгнал наследника из дома, велев начать зарабатывать на жизнь своим трудом, коль скоро тот не хочет ни учиться толком, ни вникать в нюансы семейного бизнеса. Нинон тогда долго плакала, но переубедить мужа не смогла.

А Вивьен вернулся в отчий дом через год — потрепанный, но все такой же заносчивый. И еще — женатый. Миниатюрная Клоди души не чаяла в своем белокуром боге и давала ему то, в чем он так нуждался — ощущение, что он лучший. Самый умный, самый сильный, самый… самый-самый.

Рене презрительно оглядел свою невестку — хорошенькая, но вульгарная. И еще дура, если решила, что женитьба на Бетанкуре-младшем — это выгодное дельце. Черта с два Рене Бетанкур позволит этой парочке сесть на свою шею!

Два слова изменили его мнение в один миг. Клоди была беременна. Клоди была беременна его внуком. Бетанкуром-третьим.

Материальные проблемы молодой пары, намыкавшейся в последние месяцы, мгновенно разрешились. Им купили роскошную квартиру, открыли счет. Вивьен, воодушевленный, снова поступил в университет. Все стало вроде бы неплохо. На какое-то время.

Рождение ребенка, как это часто бывает для молодых пар, потопило лодку семейного счастья. Вивьена бесила несвобода, нытье Клоди, ее требования быть с ней и с ребенком. Рене, хоть и допустил сына до участия в делах компании, постоянно выказывал недовольство уровнем компетенции в выдвигаемых Вивьеном идеях, сомневался в правильности принимаемых сыном решений, в скорости осмысливания им проблем компании. В самой способности их понять, в конце концов!

Да и в семейной жизни у Вивьена все было далеко от благополучия. Первая измена случилась, когда сыну было пять месяцев. Потом был скандал, просьбы о прощении и примирение. Первое. И далеко не последнее.

Серж так и рос — в постоянных криках и скандалах. В истериках матери. В изменах отца, которые тот и не думал скрывать. А потом тем же путем пошла и мать. Родители словно пытались доказать друг другу, как два избалованных ребенка — кому на кого больше наплевать. Не стесняясь при этом того, что свидетелем таких разборок был их собственный сын.

Когда отец в первый раз поднял руку на мать, Серж испугался так, что два месяца после этого мочился в постель — при том, что мальчику было уже пять, и он в совершенстве освоил навык оставления штанишек и постели сухими. Потом ночные неприятности прошли. Серж просто привык. К тому, что родители постоянно орут друг на друга. Что иногда в бессилии отец может ударить мать. А потом он плачет и просит прощения. И все повторяется снова.

Так они и жили. Отец изменял матери. Мать изменяла отцу. Вивьен бесился от того, что его, уже взрослого мужчину, так и не допускают до серьезных дел компании. Клоди игралась с сыном как с куклой: одевала в модные шмотки, таскала по своим женским делам — магазины, посиделки с подружками, кино. Она его по-своему любила и гордилась своим мальчиком — точной копией ее красавца-мужа. Ее собственный маленький белокурый Бетанкур, который ее любит, по-настоящему любит.

Летом, в возрасте девяти лет, Серж, гостивший у бабушки с дедушкой, а точнее, у мадам Нинон и мсье Рене, когда пришло время уезжать, упрямо сел у стены в своей комнате и сказал, что с места не сдвинется. Что он хочет жить здесь. Серж Бетанкур принял решение. Тогда у Рене впервые кольнуло сердце. Кольнуло по-настоящему, буквально.