Анна Яковлева - Птичка над моим окошком Страница 18

Передав трубку, вернулась к столу – заполнять карту. Это же надо так завраться! Даже имя себе чужое присвоила.

В голове кружилось нахальной мухой: «Теперь домой придется по-пластунски проползать и пробираться по стенке на полусогнутых, чтоб не попасть в фокус оптического прицела соседней квартиры номер 22. Интересно, долго это будет продолжаться? Хоть меняй жилплощадь».

И все из-за этого блудливого кота – Августа метнула полный негодования взгляд на бледного, как спирохета, Степуру.

Думать плохо о больном – усугублять его нездоровье, одернула она себя. Это немудреное правило им вдолбили на кафедре психологии. Августа отогнала мрачные мысли. Ничего-ничего. Пусть вылечится, она потерпит. Потом она ему устроит. «А как же клятва Гиппократа?» – поинтересовался скептик.

Ничего, она что-нибудь придумает, пообещала скептику Августа, что-нибудь такое, что не повредит этому убогому, но доставит ей удовольствие.

Весь день Лидия Родионовна была как на иголках: с учащенным сердцебиением и дрожью в руках отвечала на звонки, вздрагивала, если ее окликали, – ждала дурных вестей.

Этот психоз объяснялся тем, что под самое утро мать Матвея увидела неприятный сон: полную ванну воды и маленького сына в ней. Сердце прямо во сне сжало тревожное предчувствие.

Как ни странно, день прошел спокойно, и ближе к вечеру Лидия Родионовна обозвала себя суеверной дурой, мнительной старухой, а страхи надуманными. Засидевшись на работе, спохватилась, когда офис опустел, а желудок сжался от голодного спазма.

Быстро убрала со стола документы, выключила свет и вышла в коридор, мысленно упрашивая замок не артачиться, а сразу закрыться – они воевали уже не первую неделю.

Придерживая ремешок сумки, Лидия Родионовна коленом придавила дверь и попыталась провернуть ключ в замке – ключ проворачиваться не хотел. Вечно одно и то же, раздраженно подумала Лидия, и в это мгновение раздался звонок.

Лидия плюнула в сердцах, отпустила дверь, раскрыла молнию на сумке, выловила трубку и, впервые за весь день забыв, что нужно бояться, ответила:

– Да?

– Мам?

– Да, сынок, – подтвердила мать, и в груди образовалась пустота: голос у сына был слабый.

– Мам, тут это… только ты не волнуйся, ладно?

Предложение не волноваться сработало как сигнал ракетницы.

– Что?! – сорвалась в крик Лидия Родионовна. – Говори, что?

– Короче, – решился сын, – у меня с животом что-то. Я пришел на прием, а мне скорую вызвали. Есть подозрение на аппендицит.

– Как? – привалилась к стене Лидия Родионовна, точно ее Матюше предстояла пересадка сердца.

– Ну все, мам, я звоню с телефона нашего участкового врача.

Голос Матвея, и без того слабый, отдалился, стал едва различим и вовсе пропал.

Шмыгая носом, Лидия Родионовна так приложила коленом дверь, что та моментально подчинилась.

И, только оказавшись в маршрутке, Лидия поняла, что не знает главного – где будут оперировать сына. И пришла в неописуемый ужас, будто ее ребенок попал в зону военных действий и она потеряла с ним связь.

Трясущимися руками нашла в памяти телефона номер, с которого звонил ей сын, и нервно нажала соединение. Пошел сигнал, через несколько секунд на другом конце связи раздался нежный девичий голос:

– Слушаю.

– Здравствуйте, – зачастила Лидия, – я мама Матвея Степуры, он мне звонил с вашего номера.

– Да-да, – откликнулся голос, – здравствуйте, Лидия Родионовна.

На какое-то мгновение Лидия поразилась такой осведомленности, но тут же осознала свою убогость: само собой, Мотя сказал участковому терапевту, как зовут его мамочку.

– Вы не знаете, куда Матюшу повезли, где его оперировать будут? – Горло перехватило, глаза затянуло слезами – представила сына на операционном столе, под наркозом, такого молодого, красивого, неподвижного и беззащитного.

– В городской. – В нежном девичьем голосе сразу зазвучали деловитые нотки. – Не забудьте документы захватить – паспорт и медицинскую страховку.

Физически ощутив, как кто-то разделил с ней ответственность за здоровье сына, Лидия Родионовна проглотила ком в горле, послушно закивала:

– Да-да, спасибо. Я только заскочу к нему, возьму все нужное и сразу поеду. Спасибо вам, – еще раз поблагодарила Лидия Родионовна, простилась и посмотрела в окно: маршрутка подъезжала к дому.

Мозг отодвинул страшную тень операции, сосредоточился на делах. Не забыть: документы и вещи Матюше. Проверить, закрыта ли балконная дверь, и перекрыть воду в квартире. Заглянуть в холодильник и убедиться, что там ничего не протухнет, пока Матюши не будет. Попросить, чтобы, по возможности, Ава прислушивалась – не влез бы кто.

… От неизвестности болело сердце, и Лидия Родионовна пожалела, что не имеет привычки носить с собой валидол.

Бессмысленно пометавшись по однокомнатной квартире сына, открыла кухонный ящик со всякой всячиной, поискала что-нибудь подходящее состоянию, но, кроме раздерганной пластинки угольных таблеток, ничего не нашла и потеряла интерес к содержимому.

Она уже намеревалась задвинуть ящик, но взгляд упал на пузырек с желтыми таблетками. «Натрия бромид», – прочитала Лидия Родионовна.

Такого препарата Лидия не знала, аннотация к препарату отсутствовала, однако материнское сердце-вещун говорило, что неспроста натрия бромид оказался в аптечке у сына.

Недолго думая матушка прихватила пузырек с собой – для консультации с Григорием Ивановичем, сунула в сумку и переключилась на поиски одежды для сына.

Тут жестокая реальность снова ворвалась в сознание, и Лидия Родионовна всплакнула от жалости к мальчику – приехал в отпуск, а тут такой… такое… такая… неприятность, наконец определилась Лидия.

Шкаф и комод были обследованы самым тщательным образом, но ни в шкафу, ни в комоде ничего незаменимого для послеоперационного больного не обнаружилось, зато в ванной матушку ожидала неприятная неожиданность – нет, не куча грязного белья. Куча грязного белья, будь она там, поразила бы воображение куда меньше, чем футболка с изображением, стыдно произнести, мужского члена.

Находка буквально сразила Лидию Родионовну наповал. Теперь она не сомневалась: мальчика нужно срочно женить. Куда это годится – молодой мужчина в репродуктивном возрасте, как выражается Григорий Иванович, проводит семь месяцев в году в глухой тайге. Так недолго и импотентом (спаси, сохрани и помилуй, Богородица) стать. Если бы не отец Матвея – чванливый самодур и горький пьяница, называющий себя старателем, сидел бы Матюша дома, работал бы в какой-нибудь конторе, как раньше. Эх, золотое было время, с болью вспомнила Лидия Родионовна.