Вирджиния Лавендер - Прерванный сон Страница 18

6

Дни тянулись за днями, словно унылые вереницы диких гусей, — ноябрь казался бесконечным. В городе это еще не так заметно, но здесь, в глуши, казалось, едва забрезжит слабенький рассвет, принося очередной, короткий, как последний вздох года, день, и вот уже снова за окнами смыкается темная, стылая темень. Снег здесь выпадал поздно, а пока покрытые пожухлой травой поля с прозрачными подпалинами луж, равнодушно отражающих серое осеннее небо, навевали тоску даже на местных жителей.

Эллен уже привычно бегала с подносами и даже научилась смешивать коктейли. Мало того, после двух месяцев непрерывных падений в лесную грязь она довольно неплохо научилась держаться в седле. И теперь, проснувшись с утра пораньше, надевала старый растянутый коричневый свитер и бывшие бриджи сестры хозяина паба, седлала Моргана, который ненавидел стоять без дела в конюшне, и отправлялась покорять здешние поля и леса.

К слову сказать, бриджи Ри, раньше сидевшие в обтяжку, теперь начали как-то подозрительно болтаться — постоянная беготня, а также физическая активность на свежем осеннем воздухе дали себя знать.

— Интересно, может, именно этого мне и не хватало?..

Девушка предавалась размышлениям вслух, привычно покачиваясь в седле в такт мерным движениям лошади. Огромный и страшный на первый взгляд Морган, к слову сказать, оказался великолепным ровным иноходцем.

— Жить в каморке под самой крышей… Носиться по полям под — ой! — холодным проливным дождем… Ни о чем не думать… По вечерам болтать с рыжеволосым Пэдом, обсуждая всякую интересную всячину…

Еще в сентябре Эллен, немного поразмыслив, позвонила Бриджит и предупредила, что с ней все в порядке и начинать отчаянные розыски не нужно.

Как и следовало ожидать, эксцентричная подруга ничуть не удивилась ее неожиданному бегству и весело щебетала в телефонную трубку, надеясь ненароком выведать, где именно скрывается беглянка и чем же она там занимается. Эллен отвечала уклончиво и быстро попрощалась.

Теперь же, когда ночи стали длинными и холодными, а с неба постоянно моросил холодный дождик, девушку начало мучить любопытство… Ведь можно было потихоньку расспросить, как там поживает один зеленоглазый, русоволосый, совершенно несносный… Действительно ли он уехал?.. И если да, то не думает ли… Ну, уж нет!

Воспользовавшись новообретенными познаниями, прекрасная наездница выслала жеребца в галоп. Копыта часто застучали по травянистой тропинке, ветер рванулся в лицо, обдавая мелкими брызгами дождя и вытряхивая из головы ненужные мысли. Подумаешь! Глупости какие! Не-на-до-нам-ни-зе-ле-но-гла-зых-ни-ру-со-во-ло-сых-ни-ка-ких, мерно выстукивали копыта.

Неожиданно Морган почувствовал, что поводья ослабли, и послушно остановился. Он никак не мог взять в толк, почему всадница не дает ему никаких указаний, а только беспомощно плачет, неподвижно замерев в седле и размазывая слезы по щекам замшевыми перчатками для верховой езды. На взгляд славного жеребца, холодной воды с неба и так лилось предостаточно.

Даже самой себе Эллен не хотела признаться, как глубоко затронула ее случайная и короткая интрижка с заезжим немцем.

Объективно ведь нет никаких причин для страданий, убеждала себя бедняжка ночью, ворочаясь на удобном матраце, набитом буковой стружкой, и отчаянно пытаясь заснуть. Утром-то все равно вставать, хочешь, не хочешь! Все это глупости, надо просто взять себя в руки, думала она днем, упорно отгоняя непрошеные воспоминания, подкрадывающиеся незаметно и неуместно: во время веселой болтовни, в разгар работы или — о, всегда! — перед сном.

Девушка еще больше похудела, побледнела. Глаза ее подозрительно блестели.

Если бы ее сейчас увидел, скажем, Эдвард, то дал бы высший балл: нельзя было не признать, что Эллен Дэвис добилась невозможного: стала выглядеть как своя собственная тень. При этом чувствовала она себя прекрасно, просто лихорадочное напряжение сил и мыслей, ни на секунду не оставляющее бедняжку последние два месяца, сделало свое дело.

Человек наблюдательный мог бы сказать, что Эллен влюблена. Но кто же будет требовать наблюдательности от разудалых охотников в зеленых вощеных куртках, к тому же все время пребывающих навеселе.

Всезнайка Пэд, даже если и думал что-то на сей счет, предпочитал своего мнения не высказывать. Сама же неутешная страдалица быстренько уверила себя в том, что мучается исключительно от оскорбленной гордости, а значит, хватит! Сколько можно! И нечего об этом говорить, вспоминать, вообще раздумывать.

Как бы не так! Зеленоглазый немец прочно обосновался в девичьих мыслях и упорно не желал исчезать. Тилль мерещился ей в прозрачном осеннем воздухе. Его голосом шептала рыжая осенняя листва, мерно, неостановимо осыпающаяся со жмущихся от предчувствия близкой зимы деревьев. Темная вода ручья, покрывшаяся инеем утренняя трава, холодная голубизна небес — все это был Тилль, его руки, его губы, его глаза. И Эллен думала о нем беспрестанно.

Она видела своего недоступного возлюбленного в беспокойных и сумбурных снах, в то таинственное ночное время, когда над туманными вересковыми пустошами поднималась огромная бледная луна.

— Хоть бы что-то хорошее хоть раз приснилось, — сердито жаловалась она здорово подросшей и поумневшей Лулу. — А то весь сон улыбался и смотрел на меня как дурак! Ну и что ты скажешь?

Лулу индифферентно молчала, аккуратно сложив лапки. Она-то все знала и понимала, но предпочитала помалкивать. Кошки не болтливы. Дождавшись, пока хозяйка снова заснет, она вылезала на причудливо изломанную черепичную крышу и белела там маленьким комочком, пристально глядя неподвижными глазами на тревожно сияющий, окруженный светлым мерцающим ореолом лик луны.

— Развалится!

— Ничего не развалится!

— Вот увидишь!

— Прекрати каркать, тащи лучше!

— Да вот же уже… Осторожно!

— Ну вот, развалилось… А все ты виновата! Говоришь всегда под руку.

Пэд отер с лица трудовой пот и раздраженно пнул бесформенную груду, бывшую только что аккуратно уложенной одеждой. Пользуясь тем, что по утрам «Лисья нора» пустовала, предприимчивая помощница хозяина решила освободить от скопившегося хлама комнаты второго этажа.

— Нет, ну ты только посмотри, — пробурчал бедняга, извлекая из вороха тряпок весьма поношенный суконный сюртук, затейливо обшитый потускневшим шелковым галуном. — Его же еще при королеве Виктории кто-то носил. Надо было сразу все отправить старьевщику и не мучиться. Далось тебе это барахло! Ведь неплохо обходились и без капитальных разборок. И вообще, подобные вещи следует производить весной!