Тайная любовь моего мужа - Амелия Борн Страница 18

По взгляду Никиты было ясно: он не верил ни единому его слову. Ну еще бы! Сидит тут в домашнем спортивном костюме, да еще и несет от него поди после вчерашних возлияний весьма знатно…

Хмыкнув, партнер только коротко поинтересовался:

– Расскажешь?

– О чем?

– Ну, что ты там придумал… если верить своим словам.

Алексей устало поднес дрожащие руки к глазам, потер их пальцами, словно так можно было прогнать боль…

Хотя бы эту – физическую. С душевной бороться было попросту бесполезно.

– Нет… пока, – ответил на вопрос после паузы. – Я еще не все нашел.

– Ну ладно, – протянул в ответ друг. – Если все же решишь поделиться – я у себя.

Леша ясно почувствовал: говорил Ник уже не о делах.

***

День тянулся мучительно долго.

Мысли, раз за разом, возвращались к одному и тому же…

Кира. Дети. Как все исправить?..

Порывался позвонить им миллион раз в минуту. Но решил: лучше отложить подобный разговор до вечера, чтобы стоять с ними лицом к лицу. Так было честнее… хоть и сложнее – многократно.

В середине дня звонила на второй телефон Мила. Он не взял. Сбросив звонок, попросту выключил мобильник, чтобы даже не вспоминать больше о ее существовании…

Кое-как дожив до вечера, вызвал такси и помчался сразу домой…

Мучительно хотелось снова погрузиться в тот шум и гам, который, как он сказал в порыве эмоций, так ему надоел. Теперь же не было ничего более желанного, чем оказаться снова рядом с семьей…

Слушать Олькины рассказы. Строить с Артуром башню. Даже – ловить на себе угрюмые взгляды Кирилла. Наблюдать тайком за женой…

Что угодно, лишь бы просто быть рядом.

Он ждал, что его выгонят прочь прямо с порога. Ждал неприятия, ненависти, игнора.

Ждал чего угодно, но только не того, что в итоге увидел…

Квартира была пуста.

Ни шума, ни криков…

Ни малейших признаков жизни.

Глава 17

Нужно было что-то решать.

Конечно, речи о том, чтобы попытаться сохранить семью, уже совсем не шло. Не тогда, когда в лицо тебе кричат, как вы с детьми надоели, как от вас устали, как достала семейная жизнь.

Это – точка невозврата. Когда вместо того, чтобы попросить прощения, говорят, что в его собственных гадких, предательских поступках виновата, оказывается, ты – спасать уже попросту нечего.

Да я и не собиралась. Не представляла себе, как смогу забыть, что он уводил из семьи деньги – наверняка немалые. Вместо того, чтобы хоть раз присмотреться, подумать о ком-то, кроме себя самого, и предложить потратить все, что он вбухал в свою любовницу, иначе.

Мы могли бы нанять няню. Помощницу. Или, в конце концов, отложить средства и купить на будущее недвижимость для своих детей…

Но нет. Мы – и я, и дети – этого, по-видимому, не заслуживали. И даже если забыть, закрыть вопрос с чертовыми деньгами, невозможно было смотреть на человека так, как раньше. Зная – он изменял. Предавал. Целовал, обнимал, был близок с другой. Вероятно, говорил ей слова любви, обещал бросить семью и уйти…

Что ж, теперь это решение за него принимала я.

Отвезя детей – кого в школу, кого в сад, я вернулась в пустую квартиру. Раньше эта недолгая, кажущаяся совсем непродолжительной, тишина рождала ощущение покоя. Теперь – казалась траурной, погребальной, потому что созданный мной в этой квартире мир – рухнул.

Отогнав от себя все эти мысли, чтобы не позволить себе расклеиться, отчаяться, я принялась за дело.

Прошла в спальню, которую много лет делила с мужем. Решительно распахнула дверцы шкафа, достала чемодан и принялась аккуратно, педантично складывать туда вещи Леши.

Одежды у него было не так много. Его настоящей страстью являлась обувь.

Вывезя чемодан с вещами из комнаты, я начала укладывать прямо в мусорные мешки коробки с его кроссовками, ботинками, туфлями…

Действовала твердо и безжалостно – по-другому было просто нельзя.

Только один из нас мог остаться в этом доме и я отнюдь не собиралась его покидать. Леше же было, куда идти – даже в нескольких вариантах. Без сомнений, и мать, и любовница, с распростертыми объятиями примут у себе своего несчастного Львеночка.

Покончив со сборами, я вызвала машину для грузоперевозки. Назвала им адрес и, дождавшись, когда они все загрузят в фургон, поехала следом.

Позвонив диспетчеру, мы проехали шлагбаум. Номер дома я помнила, а вот квартиру предстояло еще отыскать…

Выйдя из машины, я жестом попросила грузчиков подождать и оглядела двор…

Подходящая для разговора кандидатура нашлась сидящей на скамейке у того самого подъезда.

– Добрый день, – поздоровалась я с улыбкой. – Вы не подскажете, случайно, в какой квартире живет…

Черт, а как же ее звали?

– Девушка, – закончила я. – Светловолосая такая, фигуристая… к ней иногда приезжает мужчина…

Бабулька прищурилась, глядя на меня с подозрением, но на последней фразе неодобрительно осклабилась и выплюнула:

– А, эта… Милка… Проститутка!

Я только брови приподняла, не став говорить, что в этот раз она вполне себе угадала с характеристикой.

– Точно, Мила, – улыбнулась в ответ. – Так в какой она квартире обитает?

– В двести семьдесят пятой.

В эти три цифры старушка умудрилась вложить все свои презрение и брезгливость.

– Спасибо большое, – поблагодарила я, отходя.

Уже в спину мне прилетело:

– Шестнадцатый этаж.

Я обернулась, снова поблагодарила и пошла к заждавшимся грузчикам.

– Шестнадцатый этаж, двести семьдесят пятая, – распорядилась коротко.

Дальше они явно способны были справиться и без меня, поэтому, немного понаблюдав за тем, как они таскают коробки, унося с ними прочь и часть моей жизни, собралась было уже уезжать…

Но тут раздался внезапный крик:

– Эй! Эй! Эй ты, стой!

Этот голос ясно отпечатался в моей памяти – вероятно, уже навсегда. Особенно вот таким – громким, визгливым, истеричным.

Я неторопливо оглянулась, наблюдая, как ко мне бежит, неловко перебирая ногами на высоких каблуках, любовница мужа…

– Что это за барахло у моей двери?! – набросилась она с вопросом безо всякого вступления.

Впрочем, как я заметила, ей вообще было чуждо нормальное поведение в обществе.

– Барахло? – переспросила изумленно. – Это не барахло, Мила. Это хорошие новости – твой ненаглядный Львеночек теперь будет жить с тобой!

Она раздраженно сдула с лица светлую прядь волос, придвинулась ко мне ближе и уже на пониженных тонах проговорила:

– Ты, тетя, кажется, кое-чего не поняла…

Я усмехнулась:

– Отчего же? Очень даже поняла. Например, что большие сиськи и губы – не залог хорошего воспитания.

Она молчала несколько секунд, то ли переваривая, то ли пытаясь понять, что это вообще значило…

И в