Ширли Лорд - Сторож сестре моей. Книга 1 Страница 19

— Мне не нужны дивиденды, Бен. — По утверждению некоторых, Норрис говорил особенно тихо в самые критические моменты переговоров.

Бенедикт ожидал чего-то подобного, но не сказал ни слова в ответ, тогда как его самый ценный заместитель продолжал:

— Я предпочел бы долю пая и место в совете директоров.

Норрис заслужил и то, и другое, они оба знали это. Но оба также понимали, что при существующей структуре компании это невозможно осуществить.

— Извини, Норрис. Прямо сейчас я не могу изменить правила даже для тебя. Мой дед основал «Тауэрс фармасетикалз» как компанию закрытого типа. Только члены семьи могут заседать в совете и быть держателями акций, и никто больше. Мы уже говорили на эту тему раньше.

Норрис во второй раз поднимал этот трудный вопрос. В первый раз более двух лет назад, спустя несколько недель после возвращения Бенедикта из Праги, уладить дело было гораздо легче. Тогда — хотя Норрис, несомненно, доказал, что способен выстоять, наращивая прибыль в период отсутствия Тауэрса, — он был поражен грандиозными планами расширения сферы деятельности, которые Бенедикт немедленно принялся приводить в действие, и жаждал принять в этом участие.

Солидные дивиденды тогда заставили Норриса замолчать, обошлось даже без ехидных замечаний о том, каким бесполезным бременем оказался Леонард, младший брат Бенедикта. Тауэре не винил Норриса за его настойчивые попытки изменить внутренние законы компании. Должно быть, ужасно неприятно знать, что Леонард, который не мог служить в армии из-за болезни среднего уха и не мог послужить на благо «Тауэрс фармасетикалз» из-за отсутствия мозгов, владел частью пая фирмы и заседал в правлении только потому, что в жилах его текла кровь Тауэрсов. Леонард, похоже, до сих пор так и не понял до конца глобальных целей своего брата; но на самом деле никто не осознавал их подлинных масштабов, в том числе и Норрис, а Бенедикт оставил всякие попытки объяснить что-либо даже жене. Временами он с особой ясностью осознавал, насколько одинок в своих чаяниях. Это было странное чувство одиночества, от которого он отмахивался, принимая его за усталость от очень напряженной работы.

Если бы только дети были постарше! Бенедикт не мог дождаться того дня, когда они начнут работать с ним бок о бок, разделив общий груз забот, но им еще нет двадцати пяти лет — возраста, когда они получат все полномочия и станут членами совета директоров; а никто из двоюродных и троюродных братьев, заседавших в правлении, не мог сравниться с Норрисом. Людей такого уровня вообще очень мало.

Что ж, все это довольно скверно. Именно так угасали династии, и мало осталось королёвских фамилий, которым посчастливилось сохранить хотя бы трон, если не власть. Но так как Бенедикт имел и трон, и власть в империи Тауэрсов, то в его планы не входило что-либо менять. Он слишком часто слышал от своего отца: «Только пусти чужака к себе в дом, и за этой ошибкой последуют новые. В бизнесе кровь определенно не водица, и никогда не забывай об этом». Он и не забывал. Он знал, что именно по этой причине его родная мать никогда не избиралась членом правления, хотя она была умной, серьезной, энергичной женщиной. Разумеется, именно поэтому Хани никогда не будет допущена в совет.

При условии, что никто не рассчитывал на большее, чем любой другой член правления, система работала превосходно. Бенедикт позаботился о том, чтобы каждый из совета директоров, даже Леонард, возглавил комитет, состоявший из самых выдающихся талантов, какие можно купить за деньги, и Норрис присутствовал почти на всех заседаниях правления. Некоторые из них вряд ли состоялись бы без него, но тем не менее он оставался аутсайдером, и Бенедикт не намеревался упускать из виду сей факт.

Почему Норрис именно сегодня решил выразить свое недовольство и разочарование? Тщательно скрывая озабоченность, Бенедикт медленно поворачивался в старом любимом кресле своего отца и размышлял, пытались ли уже его переманить Мерк или Апджон, хотя срок контракта Норриса истекал лишь через год. Он решил зайти с другой стороны.

— Потерпи, Норрис. Ситуация, вероятно, изменится. Как ты знаешь, я один могу изменить правила, но время пока не пришло. Обещаю, что подумаю над этим, как только решу окончательно, способен ли Чарльз в будущем вынести на своих плечах тот груз забот и ответственности, что теперь лежит на мне.

Норрис улыбнулся скупой, натянутой улыбкой.

— Когда тебе было девятнадцать, твой отец уже знал. Я думаю, ты тоже уже все знаешь насчет Чарли, не так ли, Бен?

Бенедикт нахмурился. Да, он знал, но не собирался спускать Норрису всякие дешевые инсинуации. Чарльз Бенедикт Тауэрс был его сыном, и никто, даже Норрис, не имел права отзываться о нем с сарказмом.

— Чарльз хорошо справляется в Лондонском филиале. Поживем — увидим.

Его сухой тон ясно давал понять, что обсуждение вопроса закрыто. Норрис согласится на дивиденды, когда узнает, о какой сумме идет речь. Прежде всего жадная супруга Норриса не позволит мужу отказаться.

Бенедикту не терпелось перейти к следующей проблеме, и он толкнул через стол черного дерева большой, цветной рекламный разворот.

— То, что делает этот парень у Ревсона, довольно интересно, а? «Лед» и «Пламя» — новые названия довольно распространенных оттенков помады и лака для ногтей, но они преподнесены таким вот необычным образом, как нечто чувственное и соблазнительное. Во всяком случае, соблазнительное для меня, но привлечет ли это женщин? Полагаю, да. Мне это нравится. Уверен, что успех гарантирован. И все-таки скорее он, чем я.

— Аналитики типа Грейдона и Финстайна, — резко возразил Норрис, — называют производство косметики залогом стабильности, который переживет любой экономический кризис, но меня не проведешь. Женщины слишком непостоянны. Им всегда нужны мыло и стиральные порошки, но я не перестаю изумляться, с какой скоростью они меняют свое мнение насчет всей той дряни, которой они мажут лицо.

— Я тоже, — согласился Бенедикт, обрадовавшись, что Норрис несколько расслабился. — Когда-нибудь они перестанут верить всей этой чепухе, которой их обольщают, и производство пудры и румян не сможет соперничать с производством бобовых.

— Ну, во всяком случае, соевых бобов, — саркастически отозвался Норрис и, прихватив толстую папку, помеченную «Бойер: совершенно секретно», неторопливо вышел из кабинета, похоже, не особенно удрученный.

Бенедикт отметил про себя, что надо бы выяснить, получал ли Норрис какие-нибудь предложения от конкурентов. Поставив перед собой цель и приложив к этому деньги, он мог узнать почти все.