Ниже нуля - Эли Хейзелвуд Страница 19

— А как насчет помощи, о которой я просила? Мне понадобится еще один человек, чтобы помочь мне построить мини — вездеход и быть в поле. И мне придется проехать довольно далеко от домашней базы, что может быть опасно в одиночку.

— Я не думаю, что мы сможем финансировать еще одного участника экспедиции.

Я поджимаю губы и думаю об этом. Вероятно, я смогу сделать большую часть подготовительной работы самостоятельно. Если я не буду спать следующие несколько месяцев, что… Я делала это раньше. Я буду в порядке. Проблема будет, когда я доберусь до Шпицбергена. Это слишком рискованно…

— Я буду там, в поле с тобой, конечно, — говорит доктор Мерел. Я немного удивлена. За те месяцы, что мы были в Норвегии, я видела, что он очень мало занимался сбором образцов и снегоуборочными работами. Я всегда считала его скорее координатором. Но если он предложил, значит, так и есть, и… Я улыбаюсь. — Отлично, тогда. Спасибо.

Я выскальзываю из комнаты, и примерно две недели я нахожусь под кайфом от осознания того, что мой проект состоится, и мне удается сделать именно это: никому ничего не рассказывать. Я даже не говорю Маре и Сэди, когда мы общаемся по FaceTime, потому что… потому что, чтобы объяснить степень предательства Йена, мне пришлось бы признаться во лжи, которую я сказала им много лет назад. Потому что я чувствую себя полной идиоткой, доверяя человеку, который ничего от меня не заслуживает. Потому что для того, чтобы быть честной с ними, сначала нужно быть честной с собой, а я слишком зла, устала, разочарована для этого. В моих разглагольствованиях Йен становится безликой, анонимной фигурой, и в этом есть что — то освобождающее. В том, чтобы не позволять себе вспоминать, что раньше я думала о нем с нежностью и по имени.

Затем, ровно через семнадцать дней, я встречаю Йена Флойда на лестничной клетке. И тогда все идет к чертям.

Я замечаю его раньше, чем он меня — из — за красного цвета, общей крупности и того факта, что он поднимается, а я спускаюсь. Здесь около пяти лифтов, и я не уверена, почему кто — то добровольно решил подвергнуть свое тело стрессу подъема по лестнице, но я слишком потрясена тем, что это делает Йен. Это тот вид бесславия, которого я ожидала от него.

Мой первый инстинкт — толкнуть его и посмотреть, как он падает навзничь. Вот только я почти уверена, что это уголовное преступление. Кроме того, Йен значительно сильнее меня, а значит, это может оказаться невыполнимым. Откажись от миссии, говорю я себе. Просто протиснись мимо. Игнорируй его. Не стоит тратить время.

Проблемы начинаются, когда он смотрит вверх и замечает меня. Он останавливается ровно на две ступеньки ниже, что должно поставить его в невыгодное положение, но, к сожалению, несправедливо, трагично, не ставит. Мы оказываемся на уровне глаз, когда его глаза расширяются, а губы изгибаются в довольной улыбке. Он говорит: — Ханна, — в его голосе звучит что — то такое, что я узнаю, но тут же отвергаю, и у меня не остается выбора, кроме как признать его.

Лестница пустынна, и звук разносится далеко. Его: — Я искал тебя, — звучит глубоко и низко и вибрирует прямо во мне. — На прошлой неделе. Какой — то парень в твоем офисе сказал, что ты там редко работаешь, но…

— Отвали.

Слова вырываются из меня. Мой характер всегда был безрассудным, сто миль в час, и… ну… ну. И до сих пор, наверное.

Реакция Йена слишком озадачена. Он смотрит на меня, словно не понимая, что он только что услышал, и это идеальный шанс для меня уйти, прежде чем я скажу что — то, о чем буду сожалеть. Но, увидев его лицо, я вспоминаю слова Мерела, и это… это действительно нехорошо.

Он не верил, что ты способна выполнить эту работу.

Худшая часть, та, которая на самом деле причиняет боль, это то, как глубоко я ошиблась в Йене. На самом деле я думала, что он хороший парень. Он мне очень нравился, когда я не позволяла себе никого любить, и… как он посмел? Как он посмел ударить меня в спину, а потом обращаться ко мне, как будто он мой друг?

— С чем именно у тебя проблемы, Йен? — Я расправляю плечи, чтобы казаться больше. Я хочу, чтобы он смотрел на меня и думал о танке «Крейсер». Я хочу, чтобы он боялся, что я собираюсь его ограбить. — Ты ненавидишь хорошую науку? Или это чисто личное?

Он хмурится. У него хватает наглости хмуриться. — Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

— Можешь сократить. Я знаю о предложении.

Секунду он абсолютно неподвижен. Затем его взгляд становится жестким, и он спрашивает: — Кто тебе сказал?

По крайней мере, он не притворяется, что не знает, о чем я говорю. — Правда? — фыркнула я. — Кто мне сказал? Это то, что кажется уместным?

Его выражение лица каменное. — Процедуры, связанные с распределением внутреннего финансирования, не являются публичными. Анонимная внутренняя экспертная оценка необходима, чтобы гарантировать…

— …чтобы гарантировать вашу способность выделять финансирование близким сотрудникам и портить карьеру тем, кто не нужен. Верно? — Он отшатнулся назад. Это не та реакция, которую я ожидала, но, тем не менее, она наполняет меня радостью. — Если только причина не была личной. И ты наложил вето на мое предложение, потому что я не переспала с тобой пять лет назад.

Он не отрицает этого, не защищается, не кричит, что я сумасшедшая. Его глаза сужаются до голубых щелей, и он спрашивает: — Это был Мерел, не так ли?

— Почему тебя это волнует? Ты наложил вето на мой проект, так что…

— Он также сказал тебе, почему я наложил вето?

— Я никогда не говорила, что это был Мерел…

— Потому что он был там, когда я объяснял свои возражения, подробно и обстоятельно. Он это упустил? — Я поджимаю губы. Что он, кажется, интерпретирует как открытие. — Ханна. — Он наклоняется ближе. Мы нос к носу, я чувствую запах его кожи и лосьона после бритья, и я ненавижу каждую секунду этого. — Твой проект слишком опасен. Он требует, чтобы ты отправилась в отдаленное место, чтобы завезти оборудование в такое время года, когда погода изменчива и часто совершенно непредсказуема. Я бывал в Лонгйирбюене в феврале, и лавины сходили внезапно. За последние несколько лет ситуация только ухудшилась…

— Сколько раз?

Он моргает на меня. — Что?

— Сколько раз