Жаворонок Теклы (СИ) - Людмила Семенова Страница 19

Однако молодого человека беспокоила неопределенность будущего. Девушка успокаивала его тем, что когда у нее появится приличная подработка, они, накопив денег, смогут позволить себе снять комнату или студию. Но это не отменяло неизбежного «смотра» у ее семьи.

Ее отец, Андрей Петрович, был потомком корейских переселенцев очень ранней волны — они иммигрировали еще в Российскую империю, избежали репрессий и за несколько поколений их род прошел путь от Приамурья до Петербурга. Соответственно, другой родины он не знал, никакой веры не исповедовал и нейтрально относился к обычаям далеких предков, не стремясь закрепить их на русской земле. Он искренне любил простой и уютный быт, в котором родился, воскресные прогулки в парк с женой и дочкой, дачные хлопоты, Новый Год с запахом елки, мандаринов и домашнего пирога, ностальгию по романтической юности и даже живопись в жанре соцреализма.

Кроме того, он первым в своем роду женился на русской девушке, что было по-настоящему смелым шагом. Но из-за врожденной восточной предусмотрительности и рациональности Андрей Петрович все же старался не терять связей с питерской диаспорой корё сарам, хоть они и носили сугубо практический характер.

Он работал инженером-конструктором на крупном заводе, а мать Нерины, Надежда Павловна, была историком искусств, куратором выставок и педагогом. Из-за творческих амбиций в юности она сохранила свою девичью фамилию — Астерина, но для знакомых и друзей они с мужем, разумеется, все равно были «семьей Ли». Когда-то мать рассказала Нерине, что они познакомились еще в студенческие годы, на вечеринке у общих друзей, и Надежда Павловна сразу «приглядела» робкого близорукого парнишку среди успевших разгорячиться спиртным сверстников. В ту пору у него были почти такие же сложности с общением, как у его дочери в будущем, он замыкался в учебе и чтении восточных философов, и уже потом, с годами и обретением жизненного опыта, Андрей Петрович Ли обнаружил в себе недюжинную силу воли в сочетании с незаурядным умом.

А Надежда Павловна в юности была настоящей питерской «чувихой», которая тусовалась в «Сайгоне» среди художников, музыкантов и поэтов разной степени признанности, но в личном плане все же берегла себя для пресловутого «серьезного чувства». И это самое чувство с годами сильно ее изменило, приучив к самым традиционным и незамысловатым женским принципам.

Мать говорила все это Нерине с прицелом на то, чтобы та поняла: в выборе спутника жизни важно руководствоваться не импульсами, а здравым смыслом, и это не имеет ничего общего с меркантильностью. Поэтому сказать, что родители не были рады появлению какого-то неведомого африканца с постыдным клеймом, значило бы не сказать ничего. И скорее всего, приезд Айвара в Питер так бы и не состоялся, если бы не одно обстоятельство, которое почему-то оказалось решающим. Отец дал на это согласие после того, как узнал, что парень не просил у Нерины денег на дорогу или еще на какие-нибудь форс-мажорные обстоятельства, чем обычно отличаются брачные аферисты. Если бы на это проскользнул хоть один намек, тема была бы закрыта: Андрей Петрович был крайне осторожен и недоверчив, и Нерину тоже к этому приучил. Когда же оказалось, что таинственный незнакомец собрался ехать в Россию за свой счет, ему даже стало интересно поглядеть на такого чудака, и в конце концов, они ничего от этого не теряли, кроме нервов и времени. Но это, как считал отец, можно потерпеть — разумеется, недолго, а дальше пусть этот эфиоп сам выкручивается из проблем, которые неизбежно наживет со своим отъездом с нагретого места.

Так что Андрей Петрович и Надежда Павловна обошлись без скандалов, фальшивых обмороков и домашних арестов в отношении легкомысленной дочки. Подобное они считали прерогативой крайне неумных людей, способных только разрушить все, что осталось от доверия и взаимопонимания. И чтобы сохранить то и другое, они предпочли прощупать обстановку и подтолкнуть дочь к здравому решению обходным путем. Мозговым центром во всех этих намерениях был, конечно, Андрей Петрович, а жена в основном полагалась на его житейские навыки и характер.

Именно ему пришлось разбираться и с Костей Кимом — Андрей Петрович невольно услышал разговор дочери с ним по телефону вскоре после ее приезда, и она поразила отца своей неожиданной прямотой и непреклонностью.

— Костик, ты в состоянии сейчас меня слышать? Мне неинтересно, что ты просто пошутил и повторится ли впредь что-то подобное. Да не надо оправдываться, я ответственно заявляю, что ты отныне можешь делать что хочешь. И это тоже не моя проблема, разберешься, ты вроде мальчик взрослый. Сдай обратно. Я выхожу замуж, причем не за тебя, потому что ты мне просто больше не нравишься. Да, мне могут нравиться другие парни, так же, как тебе нравятся другие девушки. Все, пока.

И вопреки ее ожиданиям, что как раз с Костей не будет проблем, его реакция оказалась болезненной. Парень даже явился к ним домой, правда в отсутствие Нерины, и потребовал объяснений, еле удерживая себя в рамках восточной заповеди уважения к старшим. Слова подруги слишком его ошарашили, и та, воспользовавшись паузой, сбросила вызов и больше не отвечала на его звонки. Поэтому все невысказанное досталось родителям. Андрей Петрович пообещал юноше уладить эту ситуацию и посоветовал пока не искать с Нериной встречи, чтобы не распалять ее еще больше.

Тем временем Нерина познакомила Айвара со своими товарищами, жившими по соседству и учившимися с ней в одном классе, — той самой Олей Коноваловой и Митей Амелиным. Кроме них, у нее была еще символическая тусовка из корейской молодежи, но это, разумеется, были друзья Кости, и с Айваром им явно не стоило встречаться.

А вот с русскими ребятами он почти сразу поладил, хотя перед встречей было немного страшно. Айвар пока не знал, что делать со своей репутацией, и только перевел дыхание, доброжелательно улыбнулся и сказал, протягивая руку:

— Ну вот, это я и есть. Рад познакомиться!

— И мы… и я тоже рада, — сказала Оля. — Надеюсь, мы подружимся?

— Конечно, — кивнул Айвар, присмотревшись к друзьям Нерины. И парень, и девушка были светловолосыми, сероглазыми, с приятно округлыми чертами лица, только Оля казалась задорной и непоседливой, а Митя — более серьезным и флегматичным. Оба склонялись к гуманитарным наукам — Оля училась в Консерватории, а молодой человек мечтал о журналистике, причем особенно увлекался изучением социальных драм через призму культурного облика. Петербург он считал идеальным местом для таких исследований, с его контрастными видами, расслоением уровня жизни и сложной историей. Однако родители не воспринимали его увлечение всерьез, поэтому на данный момент Митя с грехом пополам заканчивал техническое образование