Развод не дам. Точка - Галина Милоградская Страница 19

груди. Скриплю зубами. Отец года. Всегда с размером угадывает, что с моим, что с дочкиным. И там, там тоже такой, предупредительный?! Хочется схватить платье и вышвырнуть в окно. Едва держусь. Если бы увидела первой, так бы и сделала. Совершенно безумная, почти бесконтрольная ярость мешает нормально дышать. Так себя чувствуют люди, когда кровь застилает глаза?

— … и мы придём. Во сколько, ты говорила, линейка? — голос мамы выдёргивает из мыслей.

— В десять, — говорю, а паника стучит в ушах. Совсем забыла, что родители тоже хотели прийти на первую линейку в школу. Разговора сразу и с ними, и с Маратом я не выдержу. Быстро завершаю с мамой, стискиваю телефон в мокрой ладони. Каринка уже оделась. Подходит с просьбой застегнуть молнию на спине. Кокетливо кружится.

— Красиво? — от её улыбки и блеска в глазах хочу свернуть Марату шею. Медленно так, с хрустом. Когда этот блеск погаснет? Надолго ли?

— Очень, — отвечаю искренне. Платье красивое, не придраться. И сам даритель лёгок на помине: пишет, спрашивает, как добрались.

Уже дома

Хорошо. Линейка в десять?

Да

Я приду

Не могу его видеть, не хочу его видеть, но лишать Каринку праздника не имею права. Потерплю. А потом скажу, что подаю на развод.

Глава 16

Марат

На душе голимо. Лоялька и Кот рядом, но это не тчо. Не те. Второй раз за всё вдремя, что мы вместе, провожу с ними бнольше двух дней подряд. Ищу радость от того, что рядом, но она тусклая. Нет удовольствия, нет щекотки того, запретного. И Каринка фотки с Пхукета шлёт постоянно. В груди что-то непрерывно тянет. Неприятное чувство.

Приехал домой за вещами, и так захотелось остаться! Или рвануть к девочкам своим, на коленях ползать, ноги целовать, чтобы простили. Агата расскажет Каринке про Костика? Ледяной озноб прошибает, перед глазами пляшут точки. Только сейчас начинает доходить: характер у Каринки сложный. Раньше не мог понять, в кого она такая принципиальная растёт, теперь понимаю — в маму. Потеря Агаты почти стала реальностью, но если Каринка не захочет меня больше видеть?..

Взгляд цепляется за фотографию. Совсем недавно сделана — на выпускном из детского сада. Каринка в длинном платье, как принцесса диснеевская. И Агата рядом стоит, улыбается, виском к моему плечу прислонилась. Если бы мог отмотать, что бы изменил? Ответ приходит простой и ясный: ничего. Не из-за Ляльки. Не будь её, не было бы и Кота, а я без него тоже жизнь представить не могу. И что теперь? Раз одна семья развалилась, другую укреплять? Бля-ядь. С силой тру лицо, встаю с дивана. Расскажу обо всём Ляльке. Сегодня же.

Забираю Кота из садика. Вот он, абсолютно счастливый человек с вечной улыбкой. Трещит без умолку, комментирует всё, что видит, так доверчиво за палец держится. Кого больше люблю? Да как тут определишь? Без разницы, мальчик или девочка, я не голубых кровей, чтобы о наследниках думать. Да и что в наследство оставлю? Девочкам наша общая квартира по-любому, даже без вариантов. Родительскую пополам между обоими… Заебись. Уже делить всё начал.

Лялька ещё не вернулась, на работе задерживается. Разуваю Кота, отправляю мыть руки, смотрю на бардак в комнате. Вещи на стуле горой сложены, Лялька вчера сказала, что уберёт, наверное, забыла. Кот кряхтит, тащит за собой сумку с игрушками, просит поиграть. Я-то не против, но надо об ужине подумать. Пицца, гамбургеры и супы из доставки, конечно, хорошо, но от котлет домашних не отказался бы. Надо Ляльку попросить, может, приготовит? Она как мысли прочитала: возвращается с пакетом из ресторана.

— Заказала за полчаса до выхода с работы, зашла по пути, сейчас разогреем и сядем ужинать.

В пластиковых контейнерах котлеты и пюре. Блядь, ну хоть пюре-то можно было дома сделать? Взвинченные с обеда нервы дребезжат натянутыми струнами. С хитрым видом Лялька достаёт двухлитровую бутылку и торжественно объявляет:

— А это компот! Вишнёвый!

Держись, Марик. Москва не сразу строилась, и из Ляльки домохозяйка получится. Ей просто раньше не для кого было. Разговор откладываю до позднего вечера. Тихо бубнит телевизор — Лялькина привычка, чтобы постоянно работал. Диван уже разложен. Для троих здесь тесно. И вообще чувствуется, что квартира — съёмная. Перевалочный пункт, и только. Ещё и диван для меня коротковат, не то что кровать в нашей с Агатой спальне…

Лялька возвращается из ванной в длинной растянутой майке. Агата всегда в красивом белье спит: шёлковые ночнушки, кружевные топы и шортики. Когда меня рядом нет, пижаму надевает, плюшевую или трикотажную. В комоде видел, на ней — только раз. Трогательная такая в голубом плюше. Лялька спит либо в майке, либо голой. Спала. Здесь двери в спальню нет, как спальни в целом. Новая жизнь, к которой пора привыкать.

— Агата узнала, — говорю и смотрю в глаза. Лялька хмурится — не доходит. — Про нас всё узнала, и про Кота. Не знаю, как. Вернутся из отпуска, будем разговаривать.

— Ты поэтому такой в последнее время? — Она садится на край дивана, подтягивает под себя ногу. — И что теперь? С нами останешься? Или нам вернуться в Сочи? Что молчишь, сам ещё не решил?

Не знаю. Нихуя не знаю, ни одного грёбанного ответа на эти вопросы! С силой сжимаю переносицу, заслоняясь от требовательного взгляда. Останусь, если оставят. Вернусь, если простят. Пополам разорваться бы. Прежней жизни не будет, когда до меня уже дойдёт?!

— Если она тебя простит, я пойму. — Лялька говорит тихо, твёрдо. — Но со мной тогда всё. Без вариантов.

Если Агата простит, я и так с тобой порву, Ляль. Не буду больше рисковать браком. Только придётся объяснить, как вы в Москве оказались…

— Мы поговорим, когда они вернутся.

— Отлично, — саркастично тянет Лялька. Ложится рядом, складывает руки поверх одеяла. На лице пляшут тени: по телевизору идёт какая-то героическая муть.

— Мне было с тобой хорошо, — говорит внезапно. Смотрю на неё.

— Уже прощаешься?

— На твоём месте любой бы выбрал семью, — пожимает плечами. Усмехается: — Я знала, на что иду, цепляться не буду, под порогом с сыном стоять — тоже.

— Ляль… — комок перегораживает воздух. Сглатываю, ложусь на бок. — Я уже говорил, что ты — удивительная?

— Говорил. — Она тоже поворачивается, кладёт ладонь под щёку. — Скажи ещё раз.

— Ты самая удивительная, понимающая женщина на