Кэрол Мэттьюс - Добро пожаловать в реальный мир Страница 2

– Тебе бы на «Минуту славы». Ты бы там всех, поди, заткнула за пояс.

Мне уже не первый раз об этом говорят. Причем обычно это делают мужчины с густым пивным духом и совершенно ничего не смыслящие в музыкальной индустрии.

– Отличная мысль! – отвечаю я. Мне нет смысла объяснять ему, что для того, чтобы принять участие в каком-нибудь из этих, «ищущих таланты», вышибальных шоу, надо быть не старше лет двадцати двух и обладать плоским – не толще среднего панкейка – животиком. Ни то и ни другое ко мне, увы, не относится.

Наконец мой почитатель пошатываясь отходит прочь, стиснув в руке стакан.

Следующую пинту лагера я подаю Карлу.

– Хорошо прошло, чел, – отмечает он. – Вроде как «С тобой или без тебя»[3] реально было потрясно.

– Согласна.

– Я завтра к тебе закачусь. Промчимся по нашей программе – может, добавим че-нить новенькое.

– Конечно.

Мы всякий раз с такой серьезной дотошностью прорабатываем наши выступления, будто бы сошли с «Арены Уэмбли», а не с самопальных подмостков занюханного паба, и порой, признаюсь, в такие минуты мое сердце колотится чаще.

Как-то раз в конце вечера незнакомый молодой человек попросил у меня автограф – хотя, кто знает, может, он хотел лишь позабавиться? Его приятели расхохотались, когда он показал им бирдекель с моим именем, выведенным по нему маркером. И тем не менее я уже целую неделю после этого случая чувствую себя на седьмом небе.

Я подавляю невольный вздох. Не надо думать, будто я не лелею иных амбиций, кроме как петь в пивнушке за гроши и по совместительству наливать напитки. Я бы совсем не прочь оказаться Джосс Стоун, Джамелией и Джанет Джексон, вместе взятыми. Но, скажите на милость, где и как могу я ухватить за хвост свой счастливый случай, если все дни и ночи только и делаю, что зарабатываю на кусок хлеба?

Глава 2

Когда день за днем забираешься в постель лишь к часу ночи, то новое утро, кажется, наступает до невозможности быстро.

С трудом разлепляю веки. Мало-помалу мутная пелена перед глазами рассеивается, и я наконец в состоянии встать. Сунув ноги в тапочки с черно-белой «буренкиной» расцветкой, бреду по квартире, пытаясь не видеть, в какой невообразимо ужасной дыре я живу. Даже Шрек и тот, наверно, отворотил бы нос, предложи ему здесь поселиться. А ведь он-то как раз привык обретаться на болоте. Несколько лет назад от избытка влажности у меня разъело потолок, и из-за размножившихся там целых колоний плесневых спор, ныне обитающих со мной в одной квартире, у меня развился пока что небольшой, похожий на астматический, кашель. Самое то для человека, чьи средства к существованию, как правило, зависят от голоса! Впрочем, это ерунда – держу пари, вы бы на этот кашель даже не обратили внимания.

Прошаркав в ванную, я уныло стою в растрескавшейся ванне, дожидаясь, пока жиденькая струйка воды, что я, смеясь, называю душем, сумеет как-то привести меня в чувства, и, зажав в руке истертый обмылок, намываю свое уставшее, измотанное тело.

Бедное мое горло! Каждое утро у меня такое ощущение, будто я заглотила с десяток бритвенных лезвий. Видя в этом результат своего пассивного курения в пабе, я за день выпиваю не один галлон воды, чтобы как-то нейтрализовать действие дыма. Вот уж скорее бы настал тот день, когда курение наконец запретят!

Следующим во мне просыпается обоняние. Мое жилище расположено прямо над индийским рестораном «Империя специй». В рекламе заведения утверждают, что его открытие суть «…главное событие на канале Би-би-си», – вот только забывают упомянуть, что единственный раз, когда это заведение засветилось на телевидении, была программа местных новостей, где говорилось о вспышке сальмонеллеза – когда три десятка обедавших там людей слегли с пищевым отравлением. Хозяин ресторана Али, судя по всему, теперь надеется, что у его клиентов очень короткая память, равно как довольно крепкие желудки. Моя же главная беда в том, что шеф-повар «Империи специй» около шести утра уже ставит на плиту сковороду и начинает что-то жарить. И все, что бы я ни делала дома в часы пробуждения, сопровождается всепроникающим запахом готовящихся приправ. Стоит мне проснуться, и мой животик от нетерпения урчит, будучи убежден, что на завтрак его непременно ожидает чесночный бхаджи[4], в то время как у меня в планах совсем иное.

Не съезжаю я отсюда лишь потому, что мой домовладелец Али – славный, в сущности, парень. Может, моя квартирка и не обитель домашнего уюта и изысканности и даже не соответствует элементарным нормам здоровья и безопасности, – однако Али очень спокойно относится к тому моменту, когда подходит срок платить за жилье. И если я порой действительно стеснена в деньгах, он позволяет мне несколько смен помыть посуду в его ресторане, пока я не компенсирую свой долг. Так что как раз такой арендодатель мне и нужен – а не какой-нибудь алчный огр-людоед со слюнявым ротвейлером.

Я еще одеваюсь, когда слышится звонок в дверь, и я прекрасно знаю, что это может быть только Карл. Приятель наверняка принес мне на завтрак какую-нибудь вкусняшку, зная, что у меня вечно не хватает денег на еду. Я нередко спрашиваю себя: не перестану ли я просто-напросто существовать, если однажды Карл меня покинет?

У моего друга имеется – ни больше ни меньше – оксфордская степень в такой непонятной для меня науке, как социальная антропология. Уж не знаю, как ему удается обводить вокруг пальца департамент здравоохранения и соцобеспечения, но это означает, что Карл вполне может жить на пособия и большую часть недели подрабатывать там и сям за наличку. Так что мой друг относительно процветает – особенно относительно меня.

Я быстро влезаю в джинсы и уже на бегу натягиваю через голову джемпер.

– Мир, – хипповски подняв два пальца, приветствует он, когда я открываю дверь.

– Ты мой семидесятник! – усмехаюсь я, с любопытством косясь на его пакет со снедью.

– Там бейглы[5], – поймав мой взгляд, поясняет Карл. – Из новой забегаловки через дорогу. Пожалуй, стоит попробовать.

– Клевяк!

– И кто из нас семидесятник?

– Это я с иронией, – усмехаюсь я, торопливо освобождая Карла от его ноши.

– И как нынче поживает наше Белокурое Тщеславие?

– Чудесно – если не считать того, что я устала как собака, вся разбита, а еще из-за ежедневного вдыхания дыма восьми тысяч «Бенсон и Хеджес» скоро останусь совсем без голоса. Ну а ты как?

– Клевяк, – улыбается в ответ Карл.

На кухне, оснащенной разве что буфетом да еле дышащим газовым бойлером, уже целую вечность закипает чайник – я же пока кладу нам в чашки по паре ложек дешевого растворимого кофе. Карл тем временем принимается намазывать бейглы сливочным сыром, прихваченным в той же забегаловке. Мне даже больно видеть, с какой любовью и заботой он отдается приготовлению для меня завтрака. Да, наша жизнь была бы куда проще, люби я Карла так же, как он меня.

– И не забудь чуточку оставить Пискуну.

Карл возводит глаза к потолку.

– Все ж таки, кроме тебя, это единственный мой друг в этом мире, – добавляю я.

– Эта мышь прогрызла у тебя плинтус и провод от тостера. Не очень-то мне льстит попасть с ним в одну категорию.

– Все равно, он – мой домашний зверек.

Я совершенно не разделяю мнение всех моих знакомых, что Пискун – дикая заразная тварь, которую надо во что бы то ни стало уничтожить, и как можно быстрее. Это очень забавное и чрезвычайно вертлявое существо, к тому же не требует много денег для прокорма. Кто бы по-настоящему был мне по душе – так это кошка (да-да, я уже достигла той жизненной стадии, когда становятся кошатницами), однако у меня нет средств, чтобы ее содержать. И хотя она была бы мне милой и чудесной подружкой, она же явилась бы и неумолимым проедателем моего и без того плачевного бюджета. Так или иначе, я утешаю себя тем, что присутствие в доме кошки определенно не пошло бы на пользу ни мне с моим кашлем, ни уж тем более Нейтану с его астмой.

Карл передает мне крохотный кусочек булочки, намазанный мягким сыром, и я любовно помещаю его рядом с маленькой мышиной дырой в кухонном плинтусе. Обычно Пискун оттуда выскакивает, быстро хватает то, что я ему положила, и тут же утаскивает еду в свою норку. На сей раз, появившись, он усаживается на кухне, радостно уничтожая угощение. Если бы он мог говорить, то, не сомневаюсь, непременно присоединился бы к нашему разговору, о чем бы он ни шел. Минус его нынешнего присутствия – что мне придется убирать чуть больше мышиного помета. Плюс же в том, что Пискун перестал наконец потрошить коробку с хлопьями, которые я обычно делаю себе на завтрак. Хотя, может статься, ему просто не по вкусу этот бренд? Хлопья эти неприлично дешевой марки, и, возможно, даже у мышей имеются свои пределы.

Карл присаживается на столешницу, отчего я невольно хмурюсь. И дело здесь не в вопросах гигиены – я просто боюсь, что хлипкий стол не выдержит его веса.