Максим Никонов - Три дня в Канкуне Страница 2

Глава четвертая

Выполнить заказ было не столь сложно. Труднее оказалось не отдать официантам поднос, который я сам наглым образом утащил со стойки. В конце концов я отвязался от них, дав самое честное пионерское слово вернуть поднос через две минуты. Себе я взял того же цветочного сока. Украшением моего подноса стали три веточки цветов, сорванных по дороге и красовавшихся ныне в дешевом пластиковом стаканчике.

Первой свое получила безымянная мать Гавы. На этот раз она была рядом с малышом. Несмотря на то, что в силу наклона ее фигуры я видел только ее крепкие ноги и то, из чего они растут, свое «Thank you» я получил. Расстановка сил в шезлонгах изменилась. Девчушка получила свою коку в обмен на улыбчивое «Thanks», а вот место ее мамы занял дородный в районе живота мужичонка. Через маленький столик от него сидел еще один, с татуировкой выползающей из черепа змеи от плеча до кисти. Укладывание фотоаппарата в детскую коляску указывало на его нынешнюю роль – Гавин папа.

– Заказ сеньоры, сэр, – высказался я, протискиваясь промеж шезлонгов и ставя заказанную бутылку на столик.

Я замешкался, не зная, как начать разговор. Из-за чего был понят неправильно.

– Витя, у тебя есть рублик?

– Нету. – Витя отвечал по-английски. – Да и зачем? Сам подсчитай – в Вашингтоне в Костко упаковка в 35 бутылок стоит пять долларов, то есть четырнадцать центов за бутылку. За что доллар-то? Стоит этот олух здесь над душой…

Тут до меня дошло. Оделся я как пижон, весь в белом. То есть как обслуживающий персонал. Теперь доказывай, что ты не верблюд.

– О-о, сеньор! Вы не представляете, как дорого стоит перевозка воды из Вашингтона в Мексику!

Оба разом уставились на меня.

– Do you speak English? (Ты говоришь по-английски?)

– Si, Senior. (Да, сеньор.)

– What's your name? Juan, Carlos? (Как тебя зовут? Хуан, Карлос?)

– Ramses, Senior. (Рамзес, сеньор.)

– Ramses? (Рамзес?)

Глаза его переметнулись на рубашку, туда, где у обслуживающего персонала положено находиться маленькой фирменной табличке с именем.

– Did you learn English in the New York University? (Ты учился английскому в Нью-Йоркском университете?)

Я скосил глаза на свою рубашку. Вместо фирменной таблички местного отеля там было вышито фирменное NYU.

– No, Senior. I got the master degree there in the math and the computer science. (Нет, сеньор. В университете я проходил мастерскую программу по математике и компьютерному программированию.)

– Wow! What are you doing here? You could work in USA for one hundred thousand dollars a year. What's your salary now? (Непереводимое американское Вау! Что ты делаешь здесь? Ты можешь работать в Америке за сто тысяч долларов в год. Какая зарплата у тебя сейчас?)

– Two hundred, Senior. (Двести, сеньор.)

– Two hundred a month, a week, a day? (Двести в месяц, в неделю, в день?)

– A year, Senior. (В год, сеньор.)

– Two hundred dollars a year? (Двести долларов в год?)

– Yes, Senior, two hundred thousand dollars a year. (Да, сеньор, двести тысяч долларов в год.)

Мой собеседник обалдел. Двести тысяч! Хотел бы он так жить!

Девчушка на соседнем шезлонге вытаращила глаза и зажала рот кулаком. Женя уже давно стояла неподалеку и, наконец, решила вмешаться в наш непонятный диалог.

– Представляешь, Витя, он еще по-русски говорить может.

Витя не сдавался.

– Да как же, выучил два слова, и то матерных.

– Не совсем, – я тоже решил подыграть. – У меня русские корни. У лукоморья и так далее.

– Ни фига не понимаю! Так что ты здесь делаешь?

Витя был тормозом. Это точно. Я не успел об этом ему сообщить, потому что Женя подхватила меня под руку и сказала:

– Пойдемте, Рамзес. Они скучные, поговорим лучше о египетских фараонах вашей династии. У вас же египетские корни тоже есть?

– Э-э-э… Правильнее сказать, что мои корни вышли из Египта.

– Вот-вот. Это ведь наши напитки? Как вам последнее произведение Анатолия Тосса?

– Нескучные истории? Слабо, просто развлекаловка. Второй раз читать бы не стал…

Глава пятая

– За что вы так Витю невзлюбили, за «олуха»?

Мы потягивали напитки, болтая ногами в воде в другой части бассейна. Женя утащила с собой пляжный сарафан, я же, наоборот, снял кроссовки и любимые белые носочки.

– Да ладно, я-то тут причем. За державу обидно.

– За какую именно? Их в наличии три: мексиканская, русская и американская.

Я помешал кусочки льда в стакане.

– Получается, за все три. Стыдно, как американец, выходец из России, относится к мексиканцам вообще и ко мне в частности.

– Обиделись.

Я, конечно же, оскалился.

– На дураков не обижаются, знаете ли.

Женя помолчала.

– Витя не дурак. Он просто ограничен. И слишком много пьет.

– Что удачно дополняет одно другое.

Мы опять помолчали над высказанной банальностью.

– Расскажите о себе.

– Да что мне рассказывать? Программист, живу в Нью-Йорке. – Я замолчал, рассказывать как-то нечего. Жизнь как жизнь, как у тысяч других. – Попросите лучше Михаила, он вам все по полочкам распишет.

– Миша сказал про вас то же самое: увидите – сами узнаете. Биографы вы оба никудышные.

– Лучше вы расскажите про себя и остальных. Я здесь новенький, никого не знаю.

Улыбка пробежала по ее губам и спряталась где-то в глазах.

– Ну, с Витей вы уже познакомились. Витя все время на кого-то учится, и все время неудачно. Сперва учился на программиста. Когда закончил курсы, выяснилось, что программисты его специальности уже не нужны. Потом выучился на биржевого брокера и попал в самый обвал рынка. Что не дало заработать и помогло скрыть ошибки новичка. Потом выучился на агента по продаже недвижимости, и опять неудача. Сейчас он решил учиться на дантиста. Поверьте, к тому времени, когда он выучится, все зубы в стране будут вылечены и запломбированы. Регина, его жена, работает учителем в специализированной школе для придурков. Есть такая. Там зарплата выше, а часов меньше. В силу финансовых обстоятельств она заправляет в семье и вконец подмяла его под свой каблучок. Вполне безобидные ребята, второго ребенка завели.

Я смотрел на другой край бассейна. Гава устроился в общественном бассейне, как в собственной ванне, и чувствовал себя вполне в домашней обстановке.

– Саша посложнее. Жизнь свою устроил, звезд с неба не хватает, если не считать одной мелочи. Он увлекается коллекционированием китайской и японской посуды. У него необычайный нюх на нее. Несколько лет назад продал свою коллекцию, денег хватило дом купить и еще осталось новую коллекцию начать. Интеллигент в очках, ботаник, в общем.

Она озорно улыбнулась. Я – из той же породы, тоже в очках.

– Марина, жена его – полная противоположность, кремень. Все жизненные неурядицы перемалывает, не задумываясь. Хобби у нее тоже есть, и очень интересное. Главное, никаких материальных затрат. – Опять озорная улыбка в спокойных серых глазах. – Ни за что не догадаетесь.

Да что там было догадываться! Как будто мне делать больше нечего. Глаза у нее были серые с зеленоватым оттенком. Наверняка, когда она злилась или расстраивалась, они становились цвета морской волны, которая плескалась в десятке метров от нас. Или цвета бутылочного стекла. Шампанского бы сейчас, а не эту настойку цветочную.

Как-то незаметно мы перешли на «ты».

– Не-а, даже догадываться не буду. – А какого цвета эти глаза в нежности? Вдруг они какого-нибудь стального оттенка. Б-р-р, аж мурашки по коже.

– Ее хобби – ругаться. Красиво и мастерски, простым боцманским матом. Для нее это целое искусство. Иногда такое скажет, не поймешь, где начало, где конец и вообще о чем речь. Кстати, Марина не любит, когда языки пачкают простым житейским матерным словом. Неприлично, говорит, ругаться.

Губы ее двигались и улыбались, она что-то говорила, но смысл до меня никак не доходил. Бывает такое состояние. Перегрелся, наверное, дурак на старости лет. Хорошо, что нас прервали. Из воды вылезла голова, отряхнулась и сказала вполне ясно и по-русски:

– Привет! Не помешаю?

– Оксаночка, ты никогда не помешаешь!

– А что вы про маму говорили?

– Что мама у тебя хорошая, только ругаться любит.

Опять улыбка, с ямочками на щеках.

– Да, ругаться она умеет.

Оксана на руках подтянулась и устроилась с другой стороны от Жени.

– Была русалкой, стала поплавком…

– Ты про что? – Улыбка исчезла, в глазах – настороженность.

– Борис так про маму сказал. Была русалкой, стала поплавком. Мама совсем за собой не следит.

Она поболтала ногами в воде.

– А еще он сказал, что у меня ноги короткие и толстые.

Я очухался. От солнца, от тепла, от воды, от соседства. Такое сказать может только хам. Слова слетели сами собой.

– Ерунда! У тебя красивое длинное тело и сильные ноги.

Мои слова не очень воодушевили ее ноги. Они так же меланхолично разгоняли круги по воде.

– Ага, как у рыбы. – А потом добавила:

– И сама холодная, как рыба.

Она не стала дожидаться наших растерянных слов, легко встала и так же легко рыбкой нырнула. Переплыв весь бассейн под водой, она вынырнула, вдохнула свежего воздуха и опять под водой проплыла весь бассейн обратно. Составлять нам компанию она не стала.