Вера Кауи - Демоны прошлого Страница 20

— Спасибо вам обоим, — сухо ответил сэр Джордж и погладил Сару по руке. — Ты хорошая девочка, несмотря на все, что сделала. Я не лукавлю, Сара. Несмотря ни на что, я совершенно искренне желаю тебе счастья и удачи. Благослови тебя бог.

5

Сара планировала ехать в Дорсет поездом, но Эд попросил у полковника Миллера машину и бензин.

— Только, боюсь, сидеть за рулем придется тебе. С моими култышками не управиться, — сказал он Саре.

— Ничего страшного. Я приличный водитель, — заверила его она. — К тому же хорошо знаю дорогу.

Коттедж располагался на побережье у залива Пул-Бей и был окружен огромной пустошью. Они приехали, когда уже сгустилась тьма, но в доме их встретило веселое пламя камина, который разожгла местная жительница, присматривающая за коттеджем в отсутствие хозяев. В корзинке возле очага лежали поленья. В кладовой Сара нашла дюжину яиц, свежую курицу, молоко и корзинку грибов. Эд захватил с собой американские деликатесы: сливочное масло, ветчину, сыр, тушенку, кофе, огромный кекс, пакетики с печеньем, банки консервированного компота и сметану.

Сара приготовила на ужин омлет с грибами, и они сели у потрескивавшего поленьями камина выпить лучшего кларета из погреба сэра Джорджа.

— Целых семь дней! — радовался Эд. — Целых семь дней с тобой, Сара! Никаких тебе полетов-самолетов, снарядов-нарядов, ни смерти, ни разрушений. Только ты, моя Сара.

Он целовал ее глаза, щеки, шею, губы, которые всегда с готовностью раскрывались, пропуская его язык.

— Ах, Сара, — страстно шептал он, — я искал тебя всю жизнь — и надо же где нашел, на войне, среди всех этих ужасов! Я видел тебя задолго до того, как мы познакомились. Спрашивал, кто ты такая. Мне объяснили, и я подумал: о, эта женщина не про тебя, Эд. И вот оно, чудо, оказалось, что я ошибался. Ты здесь, со мной, и скоро я возьму тебя на руки и отнесу наверх, и буду любить тебя, несмотря на эти проклятые ожоги, буду любить, любить и любить.

Он опять принялся ее целовать, его поцелуи делались все горячее, все страстнее, руки все смелее.

— Не надо идти наверх, — проговорила она, касаясь губами его рта, — сейчас я подброшу поленьев в камин…

Она развела огонь посильнее, он разгорелся вовсю, в комнате запахло горящей смолой. Она задула парафиновую лампу, и только огонь камина освещал комнату. По стенам запрыгали тени.

Сара подошла к Эду и протянула руку к застежке платья.

— Нет, — сказал он, отводя ее руку. — Я так давно мечтал сделать это сам.

При неверном свете пламени он стал раздевать ее, нежно целуя хрупкое тело, понемногу и бережно обнажая его — маленькие высокие груди, узкую талию, плоский живот, стройные, но на удивление крутые бедра — со страстью и самозабвением, от которых она задрожала. Она развязала ему галстук, обнажив розовую после ожогов кожу на груди и плечах, легко коснулась ее губами. Расстегнула ремень. Все это она проделывала естественно и просто, охваченная жадным желанием, ничего не стыдясь. С Эдом все было естественно и просто, и она забывала себя.

Они слились в единое целое, сроднившись прежде, чем соединились их тела. Несмотря на ее протесты, он стащил с рук бинты. «Иначе я не смогу тебя как следует почувствовать». Он пробежал пальцами по ее стройному телу, обцеловал его. Она выгнулась дугой.

— У тебя прекрасное тело, шелковая кожа. Я такой тебя и представлял. Ах, Сара, Сара…

Он был нежен, ненасытен, он страстно обожал ее и погрузил в море наслаждения, которое смыло все ее сомнения и страхи. Впервые в жизни она отдавалась целиком, теряя себя в любимом, а он впитывал ее всю, через каждую пору ее плоти. Она крепко держала его в объятиях, прижавшись к его рту открытым ртом, втягивая в себя его язык, так же как ее тело втягивало в себя его плоть. Они были единым существом, их сознания сплелись так же нераздельно, как тела, они самозабвенно отдавались друг другу. Они так глубоко чувствовали один другого, что их наслаждение было общим — агония страсти, безумство. И в такт своим движениям, входя в нее, он шептал: «Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя…»

Потом, в послелюбовной истоме, Сара лежала, глядя снизу вверх на Эда, и, обводя кончиками пальцев контуры его лица, шептала стихи:

Твое лицо лишь видеть,

Твоим лишь сердцем жить…

— Кто это?

— Херрик.

— Вот они, преимущества английского классического образования.

— У тебя свои преимущества.

— Например?

— Вот, — сказала она, касаясь его губ, — и вот, — продолжила Сара, дотронувшись до его рук, — вот, — закончила она, скользнув рукой вниз по животу.

— Стандартный джентльменский набор.

— Улучшенный американский вариант.

— Это мой вклад в ленд-лиз, с той поправкой, что я не потребую возврата долга: все это принадлежит тебе, Сара, до конца жизни. Я хочу жить с тобой, холить и защищать тебя, рожать с тобой детей.

— Так и будет.

— У меня на счету шестнадцать вылетов. Осталось слетать девять раз, и я свободен. Моя война кончится навсегда. Эта война не может длиться вечно. Когда-нибудь ей придет конец. И я твердо намерен дождаться этого момента живым. Мне теперь есть зачем жить, Сара, и я буду жить. Буду.

Он опять кинулся ее целовать, на этот раз неистово, отчаянно, будто в подтверждение своих слов о желании жить, о праве любить и быть любимым, и скоро они опять слились в любовном экстазе.

Сара была потрясена безграничностью любви, которую открыл ей Эд.

— До тебя я только существовал, Сара, ты будто освободила меня от всей шелухи, которой я покрылся, вот как этими бинтами. Теперь я весь новенький и розовый, как моя новая кожа, это больно, но зато какое неповторимое, свежее ощущение жизни!

Никто так не разговаривал с Сарой — так откровенно, искренне, так обнаженно. Джайлз никогда полностью не раскрывался перед ней; он был скрытным, сдержанным, замкнутым даже в любви, даже в самые интимные моменты близости. Он никогда не доходил с ней до такой страсти, такого неистовства. Эд был естествен, он ничего не стеснялся ни в словах, ни в поступках, ни в нежности.

— Без тебя я ни о чем не могу думать, кроме свидания с тобой, и мне нужно это каждую минуту. Вдали от тебя я только тень. Я обретаю плоть и кровь только при твоем приближении. Ты даешь мне ощущение жизни, и трагедия в том, что я открыл это, когда мне приходится ею рисковать.

Она вздрогнула и инстинктивно прижалась к нему. Он держал ее мягко, нежно, любовно.

— Надо смотреть правде в глаза, Сара. От нее никуда не денешься, бесполезно прятать голову в песок, как страус. Не стоит притворяться. Эта ситуация придает нашей любви особую остроту. Она делается особо ценной, потому что находится в опасности. Я люблю тебя так глубоко, так остервенело, что все поглощается этой любовью. Но я обязан смотреть в будущее.