Елена Сазанович - Улица вечерних услад Страница 20

– Спасибо, Жанна.

Жанна нахмурилась. И все-таки в ее лице я уже не читал знакомого мне презрения.

– Все у тебя будет хорошо, Жанна. Все у тебя образуется, Жанна.

Что я еще мог ей сказать? И как еще успокоить?

– Я в этом не сомневаюсь, Лобов, – как можно тверже ответила она мне.

А я, закрывая за собой дверь. С сожалением подумал, как часто был к ней не справедлив. А она так горячо любила моего единственного друга. И только теперь понял, насколько ей больно. И насколько мужественно она переносит эту боль. И я впервые за свое многолетнее творчество пожалел, что такие женщины никогда не были героинями моего романа. И совершенно напрасно.

… Я и не подозревал о существовании этого города на планете.

Только я очутился в нем. И огляделся. Я сразу понял. Что в этом городе живет Вера. И только она могла отыскать этот город на планете. И этот город был удивительно похож на нее. Маленький, шустренький, утонувший в зелени, очень жизнелюбивый. Я не мог понять, как в таком крохотном городишке могло уместиться столько людей, столько машин, столько деревьев и столько жизни. Казалось, вся наша планета уместилась в одном городке.

– Вам куда? – широко улыбнулся мне таксист. И открыл дверцу машины.

Я достал конверт с адресом Веры.

– Улица вечерних услад, – не без усмешки прочитал я, усаживаясь на заднее сиденье красного автомобиля. – Если такая улица существует, конечно.

– Вы приезжий? – вновь улыбаясь спросил таксист. И не дожидаясь ответа, продолжил. – Нас туристы балуют редко. Почему-то. Может быть потому, что у нас нет моря. А только маленькое озерцо. Как вы думаете?

Я пожал плечами.

– Но зато у вас есть вечерние услады.

– О! – таксист добродушно рассмеялся. – Эта улица лучшая в нашем городе. – Даже бульвар медовой пыльцы не идет с ней ни в какое сравнение. Я уже не говорю о переулке медной сирени.

– Я и не подозревал, что на свете существует Медная сирень, – ответил я, не скрывая иронии. Но таксист не разбирался в скептически настроенных струнах моей души.

– А какая по вашему должна быть сирень? – удивленно спросил он меня.

– Сирень? – я на секунду задумался. – Я привык считать, что сирень сиреневого цвета. Как медь медного.

Таксист с нескрываемым сочувствием оглядел меня с ног до головы.

– Сразу видно, что вы приезжий, – вздохнул он.

Я уставился в окно. И ослепительно яркая смесь красок, в которые были выкрашены дома и машины. Вызвала в моих глазах слезы. Я зажмурился. Но разговаривать у меня не было никакого желания. Что нельзя было сказать о моем таксисте.

– А вечером… – мечтательно протянул он. – Вы хотя бы дождитесь вечера. Вечером они так пахнут!

– Кто? – не понял я, прервав свои мысли.

– Услады. Так цветы называются. Ими вся улица усажена.

– И кто же их так назвал, если не секрет? – я с заметным волнением ждал ответа таксиста. Но он не замечал моего волнения.

– Кто? – он поморщился, словно вспоминая. – Да я уж и не припомню. Наверно, народное творчество. Уж очень сладко пахнут эти цветы.

– Интересный у нас народ, – я уже не скрывал своего сарказма. Но таксист по-прежнему ничего не замечал. Он оживился. И с неменьшим энтузиазмом продолжил свою болтовню.

– По вечерам всех влюбленных тянет именно на эту улицу. Там так сладко пахнет. Иногда эту улицу называют улицей влюбленных сердец.

– Оригинально, – не выдержал я.

– Природа не бывает оригинальной, молодой человек. Она бывает только естественной. Мы не боимся повторов. Может быть поэтому в нашем городе не прижилась злость. И так легко прижились ночные услады.

– А я, честно говоря, думал, что вечерние услады – это женщины, – с притворным разочарованием вздохнул я. Не знаю почему, но мне хотелось позлить этого ярого патриота своего города. Как я и предполагал, он бурно отреагировал на мои слова.

– В нашем городе есть такие заведения, – и в его голосе уже не слышались дружелюбные нотки. Голос стал монотонным и низким. – Но ради этого не стоило сюда приезжать. Можно было заглянуть в любой другой город. И вы бы не прогадали.

И таксист резко притормозил машину. И я со всей силы ударился о заднюю спинку сиденья.

– Всего доброго. Мы приехали, – и таксист даже не повернулся, когда я протянул ему деньги.

Я открыл дверцу. И на секунду застыл. Я почему-то не мог уйти просто так. Ничего не сказав на прощанье этому добродушному человеку.

– Кстати, – я искренне улыбнулся. – Кстати, вечерние услады – мои любимые цветы. С самого детства.

Таксист повернулся.

– Даже если это не женщины? – его злость мигом пропала.

Неужели в этом городе не умеют даже злиться?

– Лучше всего, когда они вместе. Вечерние услады в руках женщин, – и я подмигнул ему как старому знакомому.

– А вы поэт.

– Нет, просто у меня друг был поэтом.

– Передавайте привет своему другу.

– Непременно. Тем более, что он никогда не видел сирень медного цвета, – и я громко хлопнул дверцей машины.

Таксист не обманул меня. Зелеными усладами была усажена вся улица. Боже! Когда в последний раз я видел эти цветы? Ну, конечно. Помятые, истерзанные, они валялись у дверей Оли. И мой балкон – опустевший, мертвый без этих пахучих цветов. И крик Веры, увидевшей пустую землю в цветочных горшках. И я вновь реально ощутил прошлое. И я уже не понимал, где я. И сколько мне лет. И голова моя закружилась. Наверно, от сладкого запаха изумрудных цветов. И я, чуть шатаясь, вошел в калитку нужного мне дома. И сердце мое бешено колотилось. И мне захотелось удрать отсюда. Мне захотелось удрать от прошлого. Тем более я понятия не имел, каким оно сегодня предстанет передо мной. И я повернулся, чтобы уйти. Я струсил. И услышал за своей спиной скрип открывшейся двери. И резко оглянулся.

– Вера, – одними губами произнес я. И зажмурил глаза. И вновь их открыл. И вновь зажмурил.

– Не играй со мной в жмурки, Лобов! – Вера босиком стояла на пороге. И грызла сочную желтую грушу.

Господи! Сколько прошло времени? Час? Год? Двадцать лет! Целых двадцать лет! И такое же лето. И так же пахнут цветы изумрудного цвета. И так же желтая мякоть стекает с подбородка маленькой женщины. Так похожей на шустренькую обезьянку. Вера! Неужели ты сумела остановить время, Вера. И неужели время можно остановить?

– Ну, Лоб, ты и старик! – Вера всплеснула руками. И груша покатилась по каменному крыльцу. И остановилась у моих ног.

– Ну ты и старикашка, Лобов. И волосы есть седые. И морщин куча, – Вера болтала, словно мы вчера с ней расстались.

А, может быть, и вправду вчера?

– Вера, я, между прочим, на семь лет тебя младше, если не ошибаюсь, – тактично заметил я.