Елена Сазанович - Улица вечерних услад Страница 21

– Ошибаешься, Лоб. Ошибаешься. Ты старше меня на лет двадцать. Если не больше. Разве не так?

И Вера подпрыгнула на месте. И вприпрыжку сбежала с крыльца. И очутилась возле меня. И приблизила свое лицо к моему.

– Ошибаюсь, – вздохнул я. Мне ничего не оставалось делать. Как признать свои ошибки. – Я раньше думал, что люди стареют, Вера. Теперь понял, что ошибался.

– Вера кокетливо потупила свои шоколадные глазки.

– Стареют, Лобов. Увы. Стареют. Хотя этого так не хочется. Вот ты, например.

– Ну, Вера. Может хватит реплик относительно моей внешности?

– Ты стал красавцем, Лобов. И почему мужчины с возрастом только красивеют?

– Ты меня пригласишь, Вера? – не ответил я на ее вопрос.

– Ведь мы даже не поздоровались как следует.

– Обнимемся, да, Лоб? – и Вера распахнула свои объятия.

Мы крепко обнялись. И я вновь услышал этот одурманивающий запах Веры. Это уже был запах вечерних услад. Голова моя закружилась. И я чуть покачнулся. И нашел ее губы. И прошептал.

– И поцелуемся, да, Вера?

Вера ответила мне долгим нежным поцелуем.

… Мне в ее доме было неуютно. Я не знаю, чем это объяснить. Наверно, слишком много вещей было в ее доме. И это уже были не те вещи, те нелепые безделушки, которые она тащила к нам в дом. Я даю голову на отсечение, эти вещи были не ее. И находились здесь с недавнего времени. И только цветы. Много. Тысячи разноцветных цветов, засушенных листьев и веток. Говорили, что это дом, в котором живет Вера.

– Это твой дом, Вера? – спросил я ее.

Вера забралась с ногами на высокий диван. И изогнулась.

– Что ты говоришь? Ах. Дом. Да, конечно. А чей еще? Я родилась в этом доме. Здесь жили мои родители. Потом я меняла много домов. И все-таки вернулась сюда.

– Одна? – я внимательно посмотрел в ее глаза. Но она отвела взгляд.

– Ну, ты лучше рассказывай, Костя. Рассказывай. Хотя я и так про тебя все знаю.

– От Кита? – спросил я как бы между прочим.

Она вздрогнула. И вскочила с дивана.

– Ты хочешь выпить, Лоб? Ну, в честь нашей встречи? – И она, не дожидаясь ответа, бросилась в кухню.

– Вера! Я не пью но утрам! – кричал я ей вслед. Но безуспешно. Через минуту она появилась с бутылкой коньяка. И грохнула ее на маленький деревянный столик.

Я покорно откупорил бутылку. Вера нервно наблюдала за моими движениями рук. И я подумал, что она по всей видимости не впервые пьет по утром.

– Костя, – блеснула она глазками, потягивая с удовольствием из рюмочки коньяк. – Костя, а это он тебе… Ну, Кит сказал… Ну, про нас?

Я помотал головой.

– Кит мне ничего не сказал. И, возможно, если бы он был жив, я бы так ничего и не узнал.

Рюмка из рук Веры выскользнула. И покатилась по гладкой поверхности столика. Оставляя за собой струю темно-коричневой жидкости.

– Жив? Что ты мелешь, Костя? – и ее губы побелели. – Это неправда, Лоб. Скажи, что ты перепутал что-то.

– Я ничего не перепутал, Вера, – и я поймал себя на мысли. Что с тайной радостью наблюдаю, как Вера реагирует на ужасную новость.

– Я ничего не перепутал, Вера, – повторил я. – Ты же знаешь сама. Кит слишком любил бешеную скорость…

– … бешеную скорость, – машинально повторила Вера. И уткнулась в ладони лицом. И руки ее задрожали.

Я не знал, что говорить ей. Тем более я не знал ее истинного отношения к Киту. И любила ли она его вообще.

– Вера, – и я отнял ее руки от лица. Лицо Веры было совершенно сухим. И это меня поразило. Она не плакала. Она имитировала плач.

– Поверь, Лоб. Мне больно, – оправдывалась Вера. – Но мне кажется, я не умею долго болеть. Тем более в этом нет смысла. Ведь Кита больше нет.

– Нет, Вера, – и мне до слез стало обидно за своего лучшего друга.

– Когда это случилось, Костя?

Я назвал число.

– Восемнадцатого? – удивленно переспросила Вера. И тут же подошла к окну. И закурила. – Ну, да. Конечно. Как я сразу не сообразила. Когда еще это могло произойти, если не восемнадцатого.

– Вы накануне встречались? – наугад сказал я.

Вера вздрогнула.

– Ты и это знаешь, Лобов?

А я подумал, что нужно быть идиотом. Чтобы не догадаться.

– Расскажи, Вера.

Вера приблизилась ко мне. Обняла за шею. И щекой потерлась о мой небритый подбородок.

– Зачем тебе это, Лоб. Ведь ничего не исправишь. И не вернешь. Ты меня хочешь в чем-то обвинить? Или в чем-то уличить? Но это же глупо, Лоб. Человек слишком много берет на себя.

Когда утверждает, что повинен в смерти другого. В самоубийстве никогда не надо искать виноватых, Костя.

Я погладил ее руку.

– Ты все так же вкусно пахнешь, Вера. Правда, сегодня уже вечерними усладами.

Вера отпрыгнула от меня. И вновь подошла к окну. И неожиданно рассмеялась.

– Ты знаешь, Костя, твой отец говорил, что я пахну грудным молоком. А Кит доказывал, что я пахну осенним ветром. Ты не знаешь, почему осенним? Славные они были люди, – Вера продолжала улыбаться и смотреть куда-то вдаль, за окно. – И я их так любила. Но ведь это была не любовь, Лобов.

– Расскажи, Вера, – настаивал я.

– И разве мало того, что я была с ними. Была потому, что они любили меня. И делила с ними все трудности. Только потому, что они любили меня. Хотя… Смотря что называть любовью, Костя. Твой отец был просто помешан на таких особах, как я. А Кит… У Кита я была первой, Костя. И, если хочешь, научила его жизни. И ты знаешь, мне кажется, он никогда меня не любил по-настоящему. Просто навязчивая идея. Он всегда тянулся к совершенно другим женщинам. Ты же сам знаешь. Он тянулся, если хочешь, к материнской любви. А какая из меня мать? И, как ни странно, он, считавший себя воплощением независимости и свободы. Всю жизнь рвался к упряжке. Поэтому к его жизни и било миллион баб. И все как одна – похожи на Жанну. А я… Он же был поэтом, Лоб. А я – это его юность. Его первая любовь. Его первое счастье. Разве не так?

Я не ответил. Но почему-то, как в детстве, вновь поверил Вере.

– Он ужасно не хотел, чтобы ты узнал про нас… Очень не хотел. Я даже не могу сказать почему. По-моему, просто как-то в детстве он уберег тебя от этой правды. И потом решил скрывать всю жизнь. И всю жизнь он преследовал меня. Я не знаю, чего он добивался. Да он и сам, пожалуй, этого не знал. У него было тысячу женщин. Но я для него всегда оставалась единственной. И когда я вышла замуж…

– Ты вышла замуж? – вскрикнул я от удивления. И вновь оглядел дом. И понял откуда эти чужеродные дорогие вещи. И понял, что Вера вновь попала в точку.

Вера рассмеялась. И налила себе коньяк. И тут же острыми зубками вцепилась в грушу.

– А чему ты удивляешься, Лоб? Даже обидно. Ты думаешь, кто рискнет жениться на мне? А вот и нашелся такой рискованный парень.