Татьяна Алюшина - Две половинки Страница 20

Закупила товар на продажу, завалив квартиру всевозможными электроприборами, посудой, пакетами с упаковками, какими-то бутылками – Степан не вникал. Помог оттащить баулы на вокзал к поезду, взяв для этой цели отгул, запихал неподъемные полиэтиленовые, клетчатые сумищи в вагон и помахал рукой.

Отправил.

Через неделю встретил с такими же неподъемными сумками, поменявшими содержимое. Надюха выскочила из вагона довольная, разрумянившаяся, воодушевленная и, расцеловав мужа, с ходу сообщила:

– Степка! У нас теперь новая жизнь начнется! Вот увидишь, мы станем богатыми!

Новая жизнь началась…

Параллельная. Они почти не виделись, квартира превратилась в склад и штаб для нее и ночлежку для него. Надя предприняла несколько пробных поездок в Турцию и Китай, Степан старался провожать, а особенно встречать жену, таская на горбу баулы. Она выработала стратегию, выбрала одну страну для закупок, определилась с товаром, наняла продавца, стоять на рынке – развивалась, стремительно превращаясь в акулу мелкого капитала.

Он приходил либо поздно вечером, либо рано утром, высыпаться между дежурствами в двух больницах. И часто заставал по вечерам у Надежды компанию подруг-коммерсанток, к его приходу всегда подвыпивших, шумных, засиживающихся до утра, а порой остающихся ночевать. Но чаще ее не было дома – в очередной поездке или в гостях на таких же посиделках.

Ему стало безразлично. От хронической усталости, постоянных мыслей о пациентах, операциях, новой статье о хирургии, прочитанной в медицинском журнале или написанной им ночами, и от полного несовпадения их с женой занятий и жизней.

На определенном этапе Степан отказался таскать баулы, встречать-провожать.

– У меня очень жесткий график, Надь! Чтобы проводить или встретить тебя, мне приходится все ломать, перекраивать, откладывать операции, отрабатывать потом!

– Вот именно, Степ! – чему-то обрадовалась Надюха, когда муж начал этот разговор. – Я давно хотела с тобой об этом поговорить! Уходи с работы!

– Что?! – офигел Больших.

– Подожди, не спеши ругаться. Послушай! Вдвоем нам будет гораздо легче и проще, чем мне одной. Мы сможем в одну ходку привозить больше товара, а чем больше закупочная партия, тем выше скидки. И мне безопаснее ездить с тобой, чем одной все время рисковать. Я возьму еще парочку продавцов. Поднимем денег, вообще перестанем ездить! Нам будут везти, станем оптом покупать, оплачивать транспорт. Степ, ты мне очень нужен! Давай бросай свою каторгу к черту! Мы вместе и бизнес сделаем, фирму откроем, на ноги встанем!

Глаза у нее горели маячившей перспективой, делая Надю красивой – воодушевленной планами, представившей, как все распрекрасно получится у них!

– Надюх, – сомневаясь, что правильно понял, спросил Степан, – ты ведь знаешь меня лучше всех, ты знаешь, что я без своей работы никто! Я вне этого не существую. Ты же сама постоянно «устраиваешь» ко мне в больницы каких-то нужных людей, родственников этих нужных людей, говоришь им, что спасти может только Больших?

– Господи, Степан! – от раздражения Надя даже скривилась. – Ты гений, никто с этим не спорит и ни в коей мере не подвергает сомнению. Пол-Москвы пытается попасть именно к тебе! Ну и что?! И великим хирургам надо что-то есть и на что-то жить! А ты хоть ноги протяни в своих двух больницах, ничего не заработаешь! Я предлагаю реальный семейный бизнес и возможность стать обеспеченными, делать одно дело. Ты же даже взяток не берешь, по идейным соображениям!

– Не беру, – согласился Степан равнодушно, – зато их за меня берешь ты.

И посмотрел на жену без обвинений, претензий, без ожиданий, вдруг осознав, что она абсолютно и твердо убеждена в своей правоте. Во всем.

– Беру! – воинственно дернула головой Надя. – И не считаю это зазорным! Людям, между прочим, неудобно, они просили меня, договаривались, а ты отказываешься принять денежную благодарность! Любой труд должен оплачиваться, особенно такой тяжелый и ответственный, как у тебя!

– Значит, ты теперь мой кассир и бухгалтер?

Он ужасно устал от этого разговора, такого назревшего, неизбежного, и полной его никчемности и безнадеги в перспективе.

– Опомнись, Больших! – усмехнулась пренебрежительно жена. – Я давно уже и кассир, и бухгалтер, и основной добытчик в нашей семье!

Жизнь неотвратимо превращала их в чужих людей, волею случая проживавших под одной крышей. Степан все так же выматывался на двух работах, Надя перла, как броневик, к вершинам капиталистического рая.

Если первые годы они планировали, мечтали, думали о детях, теперь все стало для них невозможным. Поначалу ребенок откладывался до устройства на работу в больницы, далее пережидались перемены, перемены пришли и сделали невозможными все ожидания. Какие дети?! Денег нет, концы с концами еле сводим! Какие дети?! Таскаем тяжести, зарабатываем деньги! Теперь объяснение, не произнесенное никем из них вслух, звучало совсем иначе – какое будущее? И семьи-то нет.

Почему они не развелись? Черт возьми, почему они не развелись тогда?

Оба осознавали, что бесконечно отдалились друг от друга, став безразличными, чужими, отстраненными. Жили каждый своими интересами, даже в гости разные ходили порознь!

Что их держало вместе? Секс?

Да ладно – вот уж точно нет! Дежурно, иногда, без энтузиазма и вдохновения или агрессивно, когда Надюха перепивала и кидалась на него.

Что тогда?

Привычка? Пожалуй, равнодушие. И нежелание заморачиваться с разводом, разъездом, дележом имущества, выдвижением обоснованных претензий.

Ох и аукнулся Степану в дальнейшем тот пофигизм и нежелание ликвидировать уже несуществующую семью как юридическую единицу.

Надя быстро пошла в гору – открыла фирму, взяла в аренду помещение, сделала в нем ремонт, превратив в магазин. Где она занимала деньги и у кого, кто «крышевал» ее бизнес и с какими трудностями ей приходилось сталкиваться, Степан не знал, не интересовался и, по большому счету, знать не хотел.

И в глубине души даже бравировал перед самим собой отстраненностью от дел жены, подчеркнутым нежеланием в этом участвовать, тайно гордясь некой лестной самоидентификацией – дескать, вот я какой: гордый, в белом, врач-альтруист!

Ну и что, что не платят – я же врач!

Я не могу бросить дело всей жизни и своих больных! Пусть без денег, без необходимых препаратов и аппаратуры, но ведь спасаем! При помощи всяческих ухищрений и такой-то матери – но спасаем, лечим! Удобная поза героя!

Энтузиаст-бессребреник, твою мать!

А ведь голым-босым он не был!

Жена одевала, обувала в дорогущие шмотки, кормила разносолами, деликатесами, извините – икрой красной на завтрак!