Карен Темплтон-Берджер - В атмосфере любви Страница 22

Когда он вошел в холодную конюшню и включил свет, лошади фыркнули и приветственно встряхнули головами. Их теплое дыхание окутало морды клубами пара. Когда-то здесь для развлечения гостей держали полдюжины коней, и уроки верховой езды способствовали популярности гостиницы. Теперь лошадей было только две — его собственная и Гвин, и Мэгги усердно вычеркнула из рекламных брошюр строчку: « Уроки верховой езды, 25 долларов за полчаса».

Алек похлопал по шее своего коня, пегого мерина с белой гривой по кличке Теккерей. На лошадях давно никто не ездил. Самое большее, на что те могли рассчитывать, это короткий моцион в загоне, куда их выводил Алек или сам Поппи до того, как сломал ногу, а летом — свободный выгул на пастбище между гостиницей и Саттерским озером. Были годы, когда Алек почти не видел животных — пока учился в колледже и был женат, и не раз предлагал продать их. Но Поппи по каким-то причинам отказывался, и после долгих споров Алек сдался.

Сейчас, седлая своего коня, он был рад упорству старика. Этим ранним утром он с предвкушением ждал верховой прогулки. Если все пойдет хорошо, думал он, входя в стойло второй лошади, гнедой кобылы по кличке Верба, он будет не один.

Если все пойдет хорошо. Если Гвин не плюнет ему в лицо. Нет, плевать в лицо — не в ее стиле. По крайней мере, ему так кажется.

Он вывел двух оседланных лошадей во двор и обмотал поводья вокруг столба у конюшни. Несмотря на выпавший снег, было удивительно тепло, и первые лучи солнца, уже осветившие двор, заставили Алека пожалеть о толстом свитере, надетом под паркой.

— Стойте тут. — Он легонько шлепнул рукой по одной бархатистой морде, потом по другой. — Я скоро вернусь. Не наделайте шума.

Заметив чужой автомобиль, стоящий у гостиницы, Алек слегка удивился. Неужели, кто-то остановился в гостинице? У них уже пару месяцев не было постояльцев, кроме сестер-близнецов. Мэгги, наверное, вне себя — наконец-то ей есть о ком позаботиться, кроме Поппи.

Бедная Мэгги. Вчера поздно вечером она позвонила ему и рассказала о своем странном разговоре с Поппи. Алек в ответ сказал ей, что, если он правильно понял, Поппи не сказал прямо, что собирается продавать гостиницу. Но расстроенная женщина была убеждена, что жизнь, к которой она так привыкла, близится к концу.

Тяжелая ситуация. С одной стороны, нельзя позволить гостинице по-прежнему медленно умирать мучительной смертью. Они с Мэгги обсуждали эту проблему весь год. Поппи, наверное, хватил бы удар, если бы он узнал, что Мэгги и Алек оплачивают некоторые счета из своего кармана, что Алек вносит арендную плату за домик, хотя, по договоренности, мог жить в нем бесплатно, что Мэгги, которая после смерти Эйлин Робертс стала вести бухгалтерию, возвращает обратно в кассу половину своей зарплаты. В какой-то момент Мэгги сама заговаривала о том, что продажа гостиницы — это единственно разумное решение.

Но если Поппи и в самом деле собрался расстаться с этим местом… Одно дело — рассуждать о чем-то теоретически, и совсем другое — столкнуться с тем, что теория грозит стать реальностью. Алек слишком хорошо понимал, что чувствует Мэгги. И то, что Гвин подталкивает Поппи к такому повороту событий, только усложняет дело. Впрочем, с Гвин никогда не бывает просто, напомнил он себе, открывая заднюю дверь гостиницы. И однако он пришел сюда, чтобы попытаться умиротворить эту девушку.

Он вытер ноги на деревянной решетке и вошел в прихожую рядом с кухней. Немного постоял, прислушиваясь. Тишина. Отлично. Значит, Мэгги еще не встала. Осторожными движениями крадущегося кота он пересек кухню, подошел к шкафу, открыл дверцу, вынул банку с кофе…

Бой старинных часов в прихожей, как никогда громкий, заставил его вздрогнуть. Жестяная банка с кофе выпала у него из рук и со звоном упала на деревянный пол. Алек шикнул на банку, как будто та могла его услышать. Потом поднял ее с пола и засыпал порцию кофе в кофеварку. Круассаны, сгрудившись в кучу, как спящие котята, все еще лежали в целлофановом пакете на дальнем конце стола. Он сосчитал их: шестнадцать штук. Даже если допустить, что приехало шесть человек, дюжины им хватит. Кроме того, с улыбкой подумал он, открывая пакет, Мэгги вряд ли ограничится таким простым завтраком. Она покажет все, на что способна. Кто бы ни были вчерашние приезжие, она не выпустит их из-за стола, пока не накормит до отвала.

Улыбка на его лице погасла. Заботиться о других составляло для Мэгги весь смысл жизни. Иначе нельзя понять, почему она терпела властность Поппи все эти годы, особенно после смерти Наны. Если ей придется покинуть гостиницу, она может потерять себя. Пожалуй, ему следует поговорить об этом с глазу на глаз с мисс Гвинет. Но не сегодня.

Лучи утреннего солнца неожиданно залили просторную кухню теплым светом, который окрасил белые шкафы в золотистый персиковый цвет и засверкал на хромированной окантовке холодильника. С навеса над крыльцом закапала талая вода, отбивая четкий ритм в унисон бульканью кофеварки. В кухне стоял запах свежего кофе, утренней прохлады и чистоты, которой была одержима Мэгги. Запах дома.

В этом что-то есть, подумал Алек, переливая кофе в кофейник. Если бы он мог понять, что именно ему нужно, кроме этого, то был бы счастливым человеком.

Он поставил кофейник на поднос и понес наверх.

Гвин не могла припомнить, когда в последний раз по собственной воле просыпалась в такую рань. Закутавшись в одеяло, она сидела на подоконнике, глядя, как редкие оставшиеся облака заигрывают с полусонным солнцем. Вчерашняя буря оставила на земле ровный ковер снега и выбелила тонкие ветви кленов и берез. Пара кардиналов, ярко-красных на ослепительно белом фоне, чирикая, покачивалась на ветке рядом с окном, стряхивая на землю комочки мокрого снега. Какая мирная сцена, идиллический образ с рождественской открытки или из классического календаря.

От окна дуло. Гвин поежилась. Брр. Даже фланелевая рубашка и накинутое на плечи одеяло не спасали от холода. Сейчас бы чашечку горячего кофе. С булочкой.

Ее короткий ночной сон не был спокойным. Изменчивые образы Алека, деда, гостиницы, Нью-Йорка бесконечно перемешивались, как разноцветные стеклышки в калейдоскопе, создавая странные, ирреальные картины. Оставаться дальше в постели не имело смысла. Только поэтому она и поднялась так рано этим утром.

Она плотнее завернулась в одеяло. В конце концов, пора разобраться в том, что действительно беспокоит ее. Очевидно, что она уже больше не ребенок. Бессмысленно размахивать своим свидетельством о рождении. Не только ее имя явно было вычеркнуто из списка, когда природа раздавала другим девушкам роскошные бедра и пышные груди, но и попытка получить независимость окончилась ничем. Возможно, сама она видит в этом лишь передышку, но все остальные воспринимают Гвин как неудачницу.