Лайана Камп - Я это запомню Страница 23

— Ты боишься, что я сбегу, как тот ублюдок, отец Бетси, и это пугает тебя до умопомрачения, — хрипло прошептал он. — И я тебя не виню. Тебе досталось изрядно. Но, черт побери. Дора, я же не такой, как он! Ты должна знать, что я никогда не сделаю ничего плохого ни тебе, ни Бетси.

На секунду ему показалось, что она наконец-то готова уступить ему. Дора вся дрожала под его рукой, и в какой-то миг, в этом Фред мог поклясться, он увидел, как ее глаза затуманились желанием. Но потом она вся напряглась, словно какая-нибудь старая дева, вдруг получившая неприличное предложение, и, опять спрятавшись в свою скорлупу, сказала:

— Я знаю одно — этот разговор бесполезен. Я приняла решение и не изменю его.

Взбешенный, Норман смотрел на нее, испытывая сильнейшее желание схватить ее и трясти, пока у этой заупрямившейся леди не заклацают зубы.

— Если мое присутствие так тебе противно, зачем ждать до окончания соревнований? Я могу убраться прямо сейчас!

— Это не обязательно…

— Э, нет, обязательно, дорогая, — холодно сказал он, повернувшись, чтобы взять сумку со снаряжением. — Я не намерен оставаться там, где мое присутствие нежелательно.

Его слова причиняли боль, но совсем не такую, как выражение его глаз. Этот какой-то раненный взгляд ударил ее прямо в сердце.

— Не надо быть таким… — начала она, чувствуя, как ей всю душу переворачивает сожаление о содеянном, и инстинктивно протягивая к нему руку. Но он только молча протиснулся мимо нее к двери. — Куда ты идешь?

— Назад в город.

— Но это же две мили!

— Да хоть пятьдесят, — огрызнулся Норман. — Скажи Бетси, что мне пришлось уйти пораньше, чтобы провести несколько тренировочных заездов.

— Фред, подожди.

Не обращая больше на нее никакого внимания, он выпрыгнул из кемпера и пошел в город, ни разу не оглянувшись. Ему предстоял долгий путь по жаре.

К тому времени, когда Фред добрался до арены, он малость поостыл, но стоило ему вспомнить о Доре, как внутри него опять все закипало. А где-то глубоко укоренилась тянущая боль, заставлявшая его чувствовать себя не в своей тарелке. Бормоча ругательства, он твердо решил, что больше никогда и никоим образом не позволит ни Доре Стивенс, ни любой другой женщине доводить его до подобного состояния. Но боль, тем не менее оставалась.

Фред больше не видел Дору до тех пор, пока не стали заполняться трибуны, а участники торжественного парада не начали выстраиваться позади паддока. Она обнаружила его в тот же момент, что и он ее. И через толпу, разделявшую их, Норман прочел в ее глазах мольбу, которую не мог бы не заметить, даже если бы сильно постарался.

К тому времени, когда подошел его черед выступать, он уже немного успокоился и с большей надеждой смотрел в будущее, надеясь избавиться хотя бы от части своего разочарования на спине Сладкой Смерти, лошади, на которой ему предстояло выступать.

Как он и ожидал, в ту же секунду, когда распахнулись ворота, Сладкая Смерть выскочила на арену и начала брыкаться в своем обычном, правильном ритме, который мог быть только мечтой любого наездника. Едва приноровившись к ее быстрым, но спокойным движениям, Фред немедленно начал пришпоривать ее, полностью сосредоточившись на лошади и на том, что он должен сделать, чтобы победить.

Подпруга лопнула так неожиданно, что у него не было времени собраться. Только что он пришпоривал Сладкую Смерть, вкладывая в это все свое умение, а в следующее мгновение ласточкой взлетел в воздух и приземлился очень неудачно, ударившись грудью о металлические трубы ограды арены.

Боль, резкая, нестерпимая, обожгла его. Она раскаленным обручем опоясала его ребра, сжав ему легкие так, что он едва мог дышать. Застонав, Фред повалился на землю, как тряпичная кукла.

Дора, наблюдавшая за всем этим из-за паддока, в ужасе ахнула и бросилась на арену, не обращая внимания на призывы распорядителя оставаться всем на своих местах, чтобы дать дорогу бригаде «скорой помощи». Кто-то увел лошадь с арены, но Дора не могла сказать, кто именно. Она не видела никого, кроме Фреда.

Такой же бледный, как белая ковбойская рубашка, что была на нем, он лежал на спине, в пыли, прямо напротив загонов, и боль прорезала глубокие морщины на его лбу. Ужасно напуганная, Дора бросилась на колени перед Фредом, добежав до него раньше всех остальных. Боясь дотронуться до него из страха сделать ему еще больнее, она дрожащим голосом позвала:

— Фред?!

Тяжело дыша, плотно зажмурив глаза от боли, он на ощупь нашел ее руку.

— Да, дорогая, я здесь, — сказал Норман, с трудом выдавив из себя смешок, в котором юмора было маловато. — Жрать пыль… еще раз. Я просто не могу выиграть это родео.

— Где у тебя болит?

— Везде, — ухмыльнулся он, пересилив боль. — Выбирай любое место, какое хочешь.

Примчалась медицинская бригада с носилками, и Доре пришлось отойти в сторону, чтобы не мешать им. Стоя позади них, обхватив себя руками, она наблюдала за медиками, которые всегда были под рукой на любых соревнованиях. Осторожно осмотрев упавшего жокея, чтобы убедиться, что у него не повреждена спина, они так же осторожно переложили его на носилки, чтобы вынести за паддок, где можно было провести более тщательный осмотр и определить, нуждается ли он в госпитализации. Когда медики покидали арену, зрители, до того все стоявшие в напряженном ожидании, ожили и начали хлопать в знак поддержки пострадавшему, который слабо помахал им, давая знать, что с ним все в порядке.

Через несколько минут, уже за паддоком, он сказал медикам то же самое.

— Со мной все в порядке, ребята. — Фред даже попытался сесть на носилках. Но при каждом движении его ребра пронзала жгучая боль. Чувствуя, как пот заливает ему глаза, он, ловя воздух ртом, проговорил: — Из меня просто вышибло дыхание. Если я немного погуляю, то буду как новенький.

— И все-таки мы тебя осмотрим, — твердо сказал старший из врачей. — Постарайся не двигаться, пока мы будем снимать с тебя рубашку.

Плотно сдвинув брови, он позволил им стащить с него сорочку, стараясь не показать при этом, как ему больно. Но они были достаточно опытны, и одурачить их оказалось нелегко.

— У тебя треснула пара ребер, ковбой, — объявил другой медик, чуть помоложе, чуткими пальцами ощупывая грудную клетку Нормана. — Ты, наверное, испытываешь адскую боль!

Так плотно сжав губы, что их было совсем не видно, Фред просто сказал в ответ:

— Перевяжите меня потуже, чтобы я мог убраться отсюда. Через несколько дней со мной все будет в порядке.

Стоявшая рядом Дора слышала весь разговор и сердито нахмурилась.

— Черт побери, Фред, треснувшие ребра — это не та вещь, с которой стоит шутить!

— Она права, — согласился с ней врач постарше, отдавая Норману рубашку. — Пока что они просто треснули. Но если ты заберешься на лошадь до того, как они полностью заживут, и доломаешь их, какое-нибудь из них может проткнуть тебе легкое. Вот тогда тебе правда будет больно. Так что, если тебе не хочется угодить в больницу, надо несколько недель отдохнуть от родео.

Если бы ему вдруг приказали перестать дышать, Фред вряд ли удивился бы больше.

— Да ты что, шутишь?

— Ничуть не бывало. Хочешь верь — хочешь не верь, но в любом случае тебе придется пожить спокойно и дать этим ребрам срастись. А уж, сколько это займет времени, другой вопрос.

— Но я не могу позволить себе двухнедельный перерыв. Я только начал побеждать.

— Да, жизнь — ничего себе сучка, верно? — проговорил младший с грубоватой симпатией, которую никто не оценил. — Не пробуй встать сам. Мы тебе поможем.

К тому времени, когда двое медиков, наконец поставили Нормана на ноги, в лице у него не осталось ни кровинки.

Две недели! — вне себя от ярости думал Фред. Предполагается, что он должен потерять из-за этого две недели? Черта с два!

— Что ты собираешься делать? — напряженным голосом спросила Дора, все время стоявшая рядом, ибо боялась, что он вдруг рухнет без сознания.

— Понятия не имею. — Норман хотел было пожать плечами, но остановился, почувствовав, какую боль ему причиняет это движение. — Поеду домой, наверное. В таком виде от меня здесь мало толку.

Оглянувшись вокруг в поисках своих вещей, он увидел направляющегося к ним распорядителя с хмуро сдвинутыми бровями. В руках он нес подпругу Фреда.

— Вот хорошо… ты нашел ее, — сказал Фред, когда Вильямс подошел к ним. — Мне бы очень хотелось как следует взглянуть на нее. Не могу себе даже представить, что заставило эту чертову полоску кожи лопнуть ни с того ни с сего.

Видя, как искажено от боли лицо ковбоя, Рон было заколебался, но то, что он собирался сообщить, не терпело отлагательства.

— Ты правильно подозревал кого-то, сынок, — ровным голосом сказал Вильямс, протягивая Фреду подпругу, единственную вещь, за которую мог держаться жокей, сидя на неоседланной лошади. — Ее кто-то подрезал.