Ирина Кисельгоф - Холодные и теплые предметы Страница 23

– Когда?

По мне нетрудно догадаться, что у меня тоже все в шоколаде; я не овца, потому меня нужно либо шантажировать, либо приманивать. Хотя у меня нет связей, есть только Димитрий. Но позволить Димитрию влезть в мои отношения с другими людьми? Ни за что на свете! Не стоит перекладывать свои проблемы на чужие плечи. Чрезмерная осведомленность может превратить чужие плечи в очередную вашу проблему. Вы и не заметите, как чужие плечи станут влиять на вашу жизнь и отношения с другими людьми. Прививка от чужого прессинга – самостоятельное решение собственных проблем. Напрягите извилины и действуйте. Извилисто или прямо. В зависимости от ситуации. И ничего не бойтесь. Иногда оглушительный провал может стать первой ступенью к успеху.

Седельцов решил меня приманивать, сыграв на моих амбициях. Откровенно говоря, раньше я бы могла согласиться. В тридцать лет стать замом в крупной городской больнице не так уж и плохо. Для практикующих врачей это очередная ступенька карьерной лестницы. Я могла бы совмещать и административную, и лечебную работу, и науку. Работала бы не двадцать четыре, а тридцать шесть часов в сутки. Но сейчас это было грязью, грязью и еще раз грязью.

Седельцов снова бросил взгляд на дверь комнаты отдыха, его рука рефлекторно схватилась за брючный ремень. Надо было действовать быстро и умно, чтобы он не успел поставить себя в смешное положение. Я не хотела менять работу.

– Спасибо, Роман Борисович, – как можно более искреннее поблагодарила я. – Но диссертация… Меня сроки поджимают. Сейчас это на первом плане. Вы же меня понимаете?

Оторопь на его лице сменилась разочарованием, затем нескрываемой досадой. Не стоит доводить чувство досады у шефа до раздражения. Потом может быть хуже.

– Спасибо, – повторила я.

Мазнула его сухие, потрескавшиеся губы и вышла.

У Седельцова омерзительные губы. Они похожи на сброшенную шкурку щитомордника.

Я все сделала быстро, но насколько умно, покажет время. Хотя готовиться лучше к худшему. Пока шла к себе в отделение, поняла, что поступила абсолютно неверно. Зачем я лепетала про диссертацию? Какого черта я его целовала? Что за глупая непоследовательность и детская половинчатость? Нет – значит нет. Мое оружие – это самоуверенность и наглость. Люди теряются и не могут противостоять, даже самые крутые яйца. Раньше мне всегда это удавалось. А теперь я бедная дурочка. Что за напасть? Как сглазили.

В отделении меня встретил Рябченко. Маленький лопоухий щенок стал вислоухим. Он смотрел на меня так, словно я ему изменила.

– Рябченко, – сказала я. – Открылась вакансия зама по лечебной работе. Кандидатуру выставить не желаете?

Маленький щенок широко улыбнулся до своих огромных, лопоухих ушей. У меня стало немного легче на душе.

Я пришла домой и включила телевизор. Я терпеть не могу смотреть телевизор. Бессмысленная трата времени. Сейчас я его включаю, чтобы хоть как-то занять голову и ни о чем не думать. Включила и пожалела. С экрана вещал индивидуум, зомбируя телевизионную паству креационизмом. Из его слов выходило, что человек появился из ничего, сразу таким же прекрасным и совершенным, как человек современный. Совершенному человеку следует почитать эмбриологию, он очень удивится, обнаружив у человеческого плода сходство с биологическими объектами, не наделенными душой. Мне интересно, этот индивидуум учился хоть где-нибудь? Он хотя бы раз открывал Библию? Если бы он читал Библию, он без труда обнаружил бы в первой главе Книги Бытия описание теории эволюции видов. Слово в слово. Написанное за тысячи лет до Дарвина! Меня как врача и махрового дарвиниста бесит средневековое мракобесие с экрана. Могут найтись болваны, которые в это поверят.

Зачем я включила телевизор? Раздражение только усилилось.

В дверь позвонил Димитрий, и я поехала к нему домой. Сплошной сюр. Думаю об одном, сплю с другим. Это у всех так? Или я одна такая ненормальная?

– Ты такая несобранная. – Из тумана вынырнуло лицо Димитрия.

– Я?! – обозлилась я.

– Ты, – подтвердила бестолочь по имени Димитрий. – Ты абсолютно несамостоятельна. Ты хоть раз принимала самостоятельные решения?

– Я каждый день принимаю самостоятельные решения! Я – врач. У меня тяжелые пациенты. Я изо дня в день принимаю решения о жизни и смерти!

– Чушь! Это рутина. Ты хоть раз начинала с нуля? Сделала что-нибудь такое, чему тебя не обучили родители, школа, институт? Ты плывешь по течению без руля и ветрил. Ты даже еду приготовить себе не можешь!

– А ты?! – заорала я как ненормальная.

– Дура, – сказал мне Димитрий.

Что я ору? Я в такой злобе, что готова его убить. Я, которая всегда все держит под контролем и никогда не повышает голос, если самой это не нужно. Я стала совершенно раскоординированной истеричкой. Истеричкой, которую клинический идиот считает умственно отсталой. Вот так новость!

Господи! Как меня раздражает Димитрий! Я готова положить ему ночью на лицо подушку, а утром сказать, что так и было.

Планы рушатся, репутация тоже. Все идет не так. Что мне делать? Я каждый день задаю этот вопрос и смотрю на небо. Небу на меня абсолютно чихать.

Что же мне делать?

Время показало, что Седельцов решил со мной не ссориться, перестал откровенно на меня пялиться и являться к нам в отделение по поводу и без повода. Вакансия зама осталась незанятой. Двор Людовика Седельцова затих, как небо перед грозой, в ожидании новостей. Все шло не так.

Любовная лихорадка перешла в хроническую фазу и стала похожей на стенокардию. Стенокардия – это болезнь, при которой все время болит сердце. Это не острая боль. Она давит на грудь с утра до вечера, к ней даже привыкаешь. Стенокардия покоя намного хуже, она напоминает о себе в любое время. Особенно она любит появляться ночью. В покое. Когда хочется поскорее заснуть и ни о чем не думать.

Потому я думаю и думаю. Думаю и думаю. Целыми днями и целыми ночами. Знаете о чем? Как привязать сокола крепкой веревкой.

Надо узнать, как дела у Ленки. Прошло почти полмесяца. Неудобно, она может ждать моего звонка. Главное, чтобы ответила она. Если ее муж, я брошу трубку. Что в этом особенного? Чего я боюсь?

Я посмотрела на себя в зеркало и набрала номер. Трубку взял Игорь.

– Я тебя люблю, – ни с того ни с сего выпалила я.

И меня захлестнула красная горячая волна, накрыв с головой. Я моментально оглохла, я только слышала шум воды. В водной глади зеркала поднимались, кружились, закручивались красные пузыри. Один из красных пузырей лопнул у самого уха, и ко мне вернулся слух. И я услышала, что я его спрашиваю:

– А ты меня?

Мое сердце трепыхнулось и свалилось вниз. Из подмышек текли струйки холодного пота. Я переложила трубку из одной руки в другую. Она была влажной.