Развод. Расплата за обман (СИ) - Элина Витина Страница 23

Но сейчас мне плевать на собственное эго. Если эта женщина спасет нашего ребенка, я готов до конца дней своих целовать её кипельно-белые кроксы в дырку.

— Ребенку нужно набраться сил. Операция необходима, и мы не откладываем ее, как вы тут выразились, а подбираем оптимальное время. Рождение — это колоссальная нагрузка на весь организм, и пока идет перестройка кровообращения с внутриутробного, у нас есть запас времени. Небольшой, но если я могу им воспользоваться, то сделаю это. Вопросы?

— Вы его спасете?

Впервые в глазах женщины мелькает что-то… не знаю, человечное? Она протягивает руку, сжимая мое предплечье, крепко, почти по-мужски.

— Я не бог, Соболевский, но медицина за последние десятилетия шагнула далеко вперед, а у вас, к счастью, не самый страшный случай из моей практики. Шансы есть, и шансы хорошие.

Я киваю, не зная, что добавить.

Не рассказывать же ей, что это я не хотел давать своему сыну шансов. В моем мире, взращенном на старой боли и не менее старой информации, в моем искаженном прошлым восприятии, дела обстояли совсем иначе. Там у нашего ребенка не было выбора. Там решал случай, и никогда, никогда — не в нашу пользу.

В моем мире сын умирал — рано или поздно, а Мира ломалась, сходя с ума, как моя мать, и не было никакой возможности все это предотвратить.

Но реальность оказывается совсем иной. Я казню себя ежесекундно за то, что не бросился искать всевозможные способы сохранить маленькую жизнь. Напротив, я выбрал для себя неблагодарную роль палача и следовал по сценарию до самого конца. К счастью, у моей жены хватило ума, чтобы провернуть все в пользу нашего сына и сбежать от меня.

И я благодарен Мире за это решение. Только оно не делает нас ближе, мое раскаяние не сближает, оно отравляет кровь внутри меня, просачивается в самое сознание, пульсируя надписью «предатель».

Я думаю, что стоило бы моему брату родиться спустя каких-то два десятилетия, может, уже не в нашей семье, у него появились бы все шансы на здоровую и долгую жизнь.

Жаль, но то, что произошло с Владиком, уже никак не изменить. Но мне — мне Вселенная будто дает еще одну возможность. И на этот раз я воспользуюсь ее на полную.

Возвращаюсь назад в палату и застаю Миру, пытающуюся встать с больничной кровати. На лбу у нее выступает испарина, она морщится, держась одной рукой за железное изголовье, другой — за большой еще живот, будто поддерживая его снизу. Я бросаюсь к ней, готовый помочь, но она останавливает меня тихим, охрипшим голосом:

— Сама, — и встает, даже не удосужившись взглянуть в мою сторону.

— Куда ты собралась? — я чувствую себя беспомощным. Хочется, наплевав на все условности и последние месяцы порознь, подхватить свою жену на руки. Рассказать, как после операции, в те блаженные для меня минуты, когда сон нельзя отделить от яви, она крепко сжимала мои пальцы и просила спасти.

А я, глотая ком в горле, обещал своей девочке, что все будет хорошо.

Но теперь она, держась за стену, делает первые упрямые шаги вдоль стены. Я вижу всю ее боль, ощущаю ее, как свою собственную, как резкий удар в живот, что заставляет сгибаться пополам и лишает возможности дышать.

Но стою смиренно, сопровождая Миру лишь взглядом, вплоть до того момента, как она скрывается за дверью туалетной комнаты. Она не закрывает за собой, и я, услышав слабое оханье, в два прыжка преодолеваю расстояние и успеваю поймать жену, прежде чем она падает прямо на меня.

Глава 22

— Не трогай меня, — сдавленно бормочет, несмотря на то, что всем телом упирается о меня. Сделаю шаг и она точно рухнет на сверкающий кафель уборной. Но я, конечно, не двигаюсь. Стойко принимаю ее упрямое сопротивление и подхватив на руки, несу на кровать. Аккуратно. Словно фарфоровую куклу.

Мира и раньше напоминала мне фею из сказки. Казалось, что в нашем мире таких просто не осталось. Невинная. Чистая. Добрая и честная. В первое время приходилось отчаянно тормозить себя, напоминая, что передо мной живой человек, а не эфемерное создание, которое вот-вот рассыплется от любого неверного движения.

Но сейчас я подхватываю ее бережно, стараясь не тревожить при этом живот из которого совсем недавно достали нашего ребенка. Сколько же моей девочке пришлось пережить!

Когда-то, когда мы еще были одним целым, одной счастливой семьей, Мира водила подрагивающими пальцами по тонкому шраму на моем животе и призналась, что не представляет каково это — когда твою кожу разрезают и извлекают что-то. Тогда мой воспаленный пятнадцать лет назад аппендикс казался ей настоящей трагедией. Сейчас же ей самой пришлось через это пройти. Отдать свое тело во власть ребенка. Вырастить его. Выносить. Позволить ему родиться.

Но я не вижу в ее измученном лице ни капли жалости к себе. Лишь тревогу. За нашего сына. За его будущее. За то, чтобы все это было не напрасно. Мне остается только догадываться через что пришлось пройти Мире за эти месяцы. Возможно, когда-нибудь мне и удастся восстановить полную картину всего произошедшего, собирая разрозненные кусочки из ее слов и воспоминаний, но сейчас, пока бережно укладываю ее на кровать, твердо обещаю себе, что сделаю все что в моих силах, чтобы это было не зря. Чтобы все ее мучения не прошли впустую.

— Ты уже думала об имени? — спрашиваю, подавая ей воду.

— Потом, — хрипит она. — Не хочу пока говорить… пока не…

— Понимаю, — моментально киваю. И хоть я сам никогда не был суеверным, не хочу заставлять ее сказать те самые слова, принудить произнести страшное «пока не будет уверенности, что он выживет».

Внутри все рвется от желания заверить ее, что все будет хорошо. Внутренние органы вибрируют, посылая мощные импульсы в голосовые связки, настаивая на том, чтобы я выдал уверенное: тебе не стоит переживать. Но я так и не решаюсь. Сжимаю челюсти до зубовного скрежета и лишь спустя несколько долгих секунд выдаю:

— Ты такая сильная, Мира!

— Я знаю, — кивает она. — Раньше не знала, а теперь знаю. Наверное, у меня просто не было выбора.

— Я тебе его не оставил, — киваю затравленно.

И пусть я до сих пор так до конца и не понимаю зачем ей было сбегать и врать насчет потери ребенка, вину свою не отрицаю. Мне нужно было бороться. С самого начала, а не когда уже было поздно. По крайней