Джоан Пикарт - Семейные тайны Страница 25

– И что же тогда все это было? – спросил он звенящим от гнева голосом. – Бунт против не в меру навязчивой родни? И ты решила, что лучший способ поведения – подсыпать сольцы им на раны, чтобы видели, кто здесь главный? А для этого связалась с голодающим актером, наполовину ирландцем, наполовину индейцем, жила с ним в его каморке в многоэтажном доме и даже отдала ему свою девственность – чтобы тем хлеще насолить Уайтейкерам, чтоб они поплясали, да?

– Дэн, нет, не говори так, не смей так думать. Прошу тебя!

Он положил свои большие руки ей на плечи и слегка встряхнул ее.

– А что, черт побери, я должен думать, – крикнул он, стиснув зубы.

– Что я люблю тебя.

– Господи праведный, – простонал он, закрыв на секунду глаза, затем снова посмотрел на Линдси; синие глаза излучали боль и гнев. – Как я ждал, верил, молился, надеясь услышать эти слова. Но сейчас я не знаю, что они значат. Я не могу отделить твою ложь от правды.

– Дэн, прошу, поверь, я люблю тебя. Правда, люблю, клянусь! Я не могла сказать тебе об этом раньше, потому что ты так много обо мне не знал. И это как стена стояло между нами, а я не хотела, чтобы оставалось что-то недоговоренное, когда скажу тебе о моей любви. Но теперь я все рассказала тебе, ты все знаешь, и могу снова и снова говорить эти слова. Я так тебя люблю, разве ты не видишь это? Ничего, ровным счетом ничего не изменилось, ни мы, ни наша любовь друг к другу. Мы будем жить, как и жили. Хорошо? Ну, пожалуйста! Мы любим друг друга. Мы всегда будем вместе. Разве не так, Дэн? Ну, говори же!

Дэн отступил на шаг, руки его сжались в кулаки, и он пристально поглядел на Линдси. Боль и злость в его глазах уступили место ледяному холоду.

Он сказал одно слово. Голосом, разбившим ее на миллион осколков.

Одно слово, сказанное сухим, равнодушным, тихим голосом.

Одно слово:

– Нет.

Линдси задохнулась. Ей показалось, что из легких кто-то выкачал весь воздух. Черные точки плясали перед глазами, а в ушах шумело. Дрожащие ноги подкосились, и она села на край софы, не имея больше сил стоять.

Дэн взял куртку и резким, деревянным движением натянул на себя.

– Когда я был ребенком, – сказал он почти шепотом, – богатые женщины в их фантастических машинах приезжали в наш дом на Рождество. Они привозили коробки с едой, старой одеждой и игрушками. Моя мать всегда заботилась, чтобы в этот момент отца не было дома, дабы не ущемить его гордость. Боже, как я ненавидел тех женщин с их снисходительными улыбками и фальшиво-банальными речами. Я точно знал, что они только и ждут, как бы поскорее умотать от нас и, задрав хвосты и распушив перья, вернуться в свой собственный мир. Потому что нельзя совместить несовместимое. Ты – одна из тех. К моменту, когда я приду, – уйди, пожалуйста. Уходи из моего дома и из моей жизни.

О, Дэн, нет! думала Линдси, но только глухой стон сорвался с ее губ.

Дэн подошел к двери, открыл ее и остановился.

– Я всегда буду любить Линдси Уайт, – сказал он осипшим от волнения голосом. – Я влюбился в Линдси Уайт, – он закашлялся, – как только заглянул в ее прекрасные зеленые глаза. Она сделала меня самим собой. Только благодаря ей я стал тем, кем стал.

– Дэн, – прошептала Линдси сквозь слезы, – О, Дэн.

– Я сохраню Линдси Уайт в моем сердце, в душе навеки веков. Но я не хочу ни теперь, ни потом видеть Линдси Уайтейкер, потому что она мне чужая, и я не знаю, кто она. Уходи.

Он ушел из квартиры, хлопнув дверью, и от этого хлопка Линдси вздрогнула, как от удара.

– Нет, – шептала она.

Линдси потянулась к корзине и вытащила веточку вербы, проведя мягкими, пушистыми почками по заплаканной щеке.

– Я люблю тебя, Дэн, – сказала она уже громче, но слезы все еще лились по ее лицу. – Я люблю тебя, Дэн О'Брайен! – закричала она.

Слова эти отскочили от стен, ударив по ней с сумасшедшей силой. На подгибающихся ногах она пошла за курткой и сумкой и на мгновение ее взгляд упал на открытый альбом, лежавший на полу. У двери она остановилась, огляделась по сторонам, запоминая каждую деталь. Перед глазами живо пронеслись картины их любви. При виде старомодной кровати с медными шишечками душа ее наполнилась неописуемой болью.

– Мне так жаль, – шептала она, – я никогда не хотела сделать тебе больно. Прощай, любовь моя.

Линдси ушла, с тихим щелчком закрыв за собой дверь, и звук этот был для нее таким же смертельным, как звук выстрела.

На свинцовых ногах она кое-как сошла по ступенькам вниз, ничего не видя из-за слез в полумраке лестничных проходов. Линдси вышла на улицу, не чувствуя холода, забыв о куртке, которую держала в руках. Ей было все равно, куда идти. Никто не обращал внимания на красивую, юную женщину, которая, пошатываясь и спотыкаясь, шла по тротуару с мокрым от слез лицом.

В одной руке она крепко сжимала веточку вербы.

В вечер премьеры пьесы с участием Дэна Линдси сидела на заднем сиденье такси, ожидавшего в длинном ряду машин своей очереди у театрального подъезда. В этом длинном ряду, кроме машин с шашечками, были лимузины с шоферами в форме и отполированные до блеска частные автомобили, отражающие как зеркало, сверкание театральных огней. Пока ее такси медленно продвигалось к входу в театр, Линдси, высунувшись из окна, смотрела на элегантно одетых людей, поднимающихся по ступеням парадного входа.

– Бесполезно торопить их, леди, – болтал шофер, – всем хочется побыстрее. Обычно, вообще-то, здесь не бывает такого наплыва. Надо думать, что-то необыкновенное.

– Да, так оно и есть, – тихо сказала Линдси.

– Н-да, торжественное опробование пудинга, так надо понимать, – сказал шофер. – Странная штука, этот шоу-бизнес.

– Да, совершенно особый мир, недоступный пониманию простого смертного, – сказала Линдси.

– Тпру! Вот и приехали. Желаю вам хорошо провести время, леди. Хотел бы я иметь возможность купить жене такое же платье, как у вас. Вы просто восхитительны, кроме шуток. Думаю только, жене его некуда было бы надеть, даже если бы я и мог приобрести что-нибудь подобное. О, ну что вы!

Линдси, перегнувшись через сиденье, дала ему несколько банкнот.

– Думаю, если и не платью, то цветам она будет рада, не так ли?

Шофер посмотрел на деньги.

– Да, спасибо, спасибо, леди. Клянусь, я куплю ей цветы. И конфет. В шоколаде с ликером. Еще раз прекрасного вам вечера.

– Спасибо, – сказала Линдси.

Молодой человек в ливрее открыл дверь и помог Линдси вылезти из машины. Вежливо улыбнувшись, девушка вышла. Какой-то комок застрял у нее в горле, а слезы вплотную подступили к глазам.

О, Боже, подумала она в смятении, не следовало ей делать этого. Дьявол, ей надо успокоиться, тут же сказала она себе и приблизилась к дверям. Ей хотелось, ей необходимо было видеть, как мечта Дэна воплотится в жизнь, мечта, к осуществлению которой приложила руку и Линдси Уайт, та, другая Линдси, любимая Дэном. Ей надо быть здесь, потому что только таким путем она могла сказать ему прощальное, молчаливое «прости», ему, единственному мужчине, которого она когда-либо любила и будет любить.