Диана Джонсон - Развод по-французски Страница 26

Я думала, что французы могут рассказать иностранцу то, чего не скажут друг другу. В общении между собой они придерживаются определенных условностей, склонны к взаимному недоверию и умолчаниям. Мы, американцы, свободны от всего этого в силу нашего жизнерадостного малокультурья. С другой стороны, есть вещи — нюансы отклонения от общепринятого, кое-какие грешки и прегрешения, секс, деньги, — о которых они не говорят с нами, давая нам возможность думать о них лучше, чем они есть на самом деле, зато охотно обсуждают между собой. Иногда такие вещи вовсе не затрагивают ни наших интересов, ни наших чувств. Однажды в воскресенье в доме у Сюзанны под Шартром испортилась канализация. Одному из гостей, приехавшему на обед, поручили посмотреть, что можно сделать, нам же с Роксаной было запрещено приближаться к туалету.

— Я ни разу ничего не слышала… против англичан, — сказала я Шарлотте.

— Часто говорят, что они… такие эгоисты… в постели, но это не так.

— Ну, наверное, попадаются и эгоисты, — возразила я, подумав, что обобщения в этих делах неуместны.

— В некоторых отношениях они лучше французов, — продолжала она, заговорщически понизив голос.

Мне очень хотелось спросить: «Правда? В чем именно?» — но при всей американской бесцеремонности я не стала допытываться. Дженет Холлингсуорт стала бы резать прямым текстом.

— Я имею в виду тех, которых интересуют женщины, а не… — добавила она.

Интереснейшая тема — французские мужчины, английские мужчины. Из сплетен о Чарлзе Бойере, голливудском кумире моих предков, и из других источников я знала, что французы умеют делать что-то особенное, необыкновенное, связанное с тем, о чем говорится в стишке Честера: «У французов есть закон…» Однако мой собственный опыт подсказывал, что существует некая франко-американская, точнее, западная норма поведения в постели. Не знаю, как там на Востоке или на островах Тихого океана. Однажды мне довелось прочитать статеечку о том, что мужчины на островах Самоа отличаются слабосилием. В той же статеечке говорилось, что женщины в Самоа не знают, что такое оргазм, желанная цель так называемого сексуального освобождения. Маргарет Мид почему-то не заметила этого явления или посчитала его неважным.

Почему, разговаривая с Шарлоттой, я думала о мужчинах с Самоа? Между тем она говорила кое-что существенное.

— Мне кажется, Роксана должна подать иск о разводе «по причине», — подошла она наконец к делу, ради которого со мной встретилась. — Если она этого не сделает, то останется ни с чем. У нас очень суровые законы. Это не только мое мнение. Я сама советовалась со знающими людьми. Ей следует обвинить его в супружеской неверности и заставить заплатить что положено.

Я поняла, что Шарлотта говорит как бы от имени всей семьи де Персан. Мне выпала роль сообщить Рокси, что ее признали потерпевшей стороной и что они готовы взять на себя устройство материального положения ее самой и детей. Я была благодарна Шарлотте за ее сочувствие и советы. Интересно, что думает об этом деле дядя Эдгар?

— Но что думает твоя мама? — спросила я. Конечно, Сюзанна симпатизировала Рокси и всячески помогала ей, но ни в коем случае не собиралась ссориться с сыном. Разговаривая с Рокси о ее будущем, она тщательно выбирала слова.

— Мама? Она все так же считает, что Роксана должна набраться терпения и все уладится само собой. Она надеется, что Шарль-Анри рано или поздно образумится.

13

Самое важное в разводе — это то, что последует за ним.

Я добросовестно передала все это Рокси. Оправившись после первой беседы с юристом, она начала понимать, что дело о разводе надо обсудить с собственным адвокатом. Мы принялись за поиски такого адвоката, который знал бы французские законы и был бы доброжелательно настроен к американцам. После длительных консультаций среди здешних соотечественников выбор пал на мэтра Бертрама, франко-американца, представителя калифорнийской фирмы «Бигс, Ригби, Денби, Фокс». Его контора размещалась в великолепном hôtel particulier[45] в Восьмом округе. Рокси отправилась к нему. Мэтр Бертрам выслушал ее самым внимательным образом. Вид у него был серьезный. Рокси не сумела объяснить толком, чего она хочет.

— Я потому вас спрашиваю, что у вас есть выбор — либо предъявить мужу обвинение в неверности, может быть, жестокости, либо пойти на полюбовный развод. «Невиновность сторон» — так, по-моему, это называется в Штатах. Поверьте, я не собираюсь никого осуждать. Передо мной стоит другая задача.

— Я не хочу неприятностей, не хочу ссор, — сказала Рокси, чувствуя, как к глазам подступают слезы. — Я даже развода не хочу. Я против развода.

— Значит, на разводе настаивает…

— Мой муж. Это его идея. Он хочет вторично вступить в брак.

— Подождите, пока он не осознает финансовые последствия развода, — заявил мэтр Бертрам. — По опыту знаю, что люди часто меняют свое мнение. Если же бракоразводный процесс состоится, то для благоприятного исхода дела вам придется предъявить ему обвинение — таково требование закона. Вы должны доказать вину вашего мужа, а он — либо признать ее, либо не участвовать в судоговорении. Если вы вступали в брак в обычном порядке, предполагающем общую собственность супругов, то возникнет вопрос и о разделе имущества.

— О, нам нечего делить, — заверила его Рокси. — У нас только квартира да хозяйственные мелочи.

— Имущество, которое нельзя разделить, подлежит распродаже. Как вы думаете, ваш муж будет оспаривать ваши права? И как насчет фамилии — хотите ее сохранить?

— Мою девичью фамилию?

— Нет, по мужу. Мадам де Персан. Обычно женщине возвращается nom de jeune fille[46]. Это одно из обязательных условий.

— Да, но мои дети?..

— Разумеется, Персаны.

— Хочу носить ту же фамилию, что и мои дети! — горячо заявила Рокси.

Мэтр Бертрам был очарован ее красотой, ее женственным отчаянием, ее твердой решимостью в отношении детей. Он подумал, что эта скотина Шарль-Анри, должно быть, просто спятил.

Семьи, семейные привязанности. Роджер, мой родной брат, является партнером (в его-то возрасте!) в «Барни, Гиген, Брайер и Уокер», сан-францисской адвокатской конторе, специализирующейся на недвижимости и налогах. Он женат на Джейн, психиатре-юнгианце, и у них есть сын Фриц, хороший шестилетний мальчишка — наперекор закону о детях, родившихся от представителей психиатрии.

Помимо своей адвокатской практики и бегания трусцой, Роджер принимает активное участие в движении за запрет огнестрельного оружия. Он начал заниматься этим после того, как некий псих вошел в дом номер 101 по улице Калифорнии в Сан-Франциско, где помещался его офис, и застрелил четырнадцать человек — адвокатов и их клиентов. Это произошло всего двумя этажами ниже. Больше всего его удивило то, что люди, узнавшие о кровавой расправе, сначала были потрясены, но затем, перебирая, как это обычно бывает, космические причины трагедии такого масштаба, вдруг с удовлетворением делают открытие: «Да, но это же были крючкотворы».