Скажи, что любишь - Маргарита Дюжева Страница 26

— Называй вещи своими именами. Всего лишь нежеланный донор, — цежу сквозь зубы, — который возомнил о себе, не пойми что.

Он подается вперед, упираясь локтями на стол, и оказывается так близко, что вижу морозный рисунок на его радужке:

— Осторожнее со словами. Моя бывшая, будущая жена.

— Смешно.

Ни черта не смешно. Вот вообще не до смеха, ни капельки.

— Думаешь?

— Кир, прекрати ко мне лезть. Я тебя по-хорошему прошу, пожалуйста. Я уже не знаю в какие еще слова завернуть мысль, что ты мне больше не интересен. Ни в качестве мужа, ни в качестве кого бы то ни было еще.

— Переживем без твоего интереса.

— Даже не подумаю, — качаю головой, — это твой конек – жить без интереса. У меня было достаточно времени, чтобы прочувствовать всю прелесть такой жизни. Больше не хочу. Ты завидный жених. С деньгами, положением, внешностью. Я уверена, найдется сотня девиц, готовых душу продать, чтобы быть с тобой.

Я сама в прошлый раз была такой же. Дурочкой, которая визжала от радости, когда узнала, что великий и прекрасный Смолин станет моим мужем. Ночами не спала, в потолок пялилась и умилено вздыхала.

— Это их проблемы.

— А моя проблема – ты, представляешь? — развожу руками, — ты меня не устраиваешь. Как тебе еще это сказать? Замужем за тобой – это как голая в поле под ледяным дождем. Холодно, страшно и некуда спрятаться.

Его взгляд становится тяжелее.

— Как думаешь, почему так было?

— Да-да, я помню. Нелюбимая договорная жена, — выплевываю как ругательство, — И ребенка в такое болото тащить не стану. Не хочу, чтобы у него появился титул Навязанная Обуза Номер Два.

— Не передергивай, — морщится.

— А что не так? Или в этот раз все будет по-другому? Ты станешь хорошим мужем, семьянином, отцом, потому что сам топишь за этот брак? Сомневаюсь. Вернее, не сомневаюсь, ни капли. В обратном. Ребенок – это ведь шумно, нервно и навсегда. То колики, то зубы, то день с ночью перепутает. Такая обуза тебе точно не по плечам.

— А это уже не тебе решать, — цедит, не разжимая зубов.

Удивительно, но когда мужику прямым текстом говоришь, что он не устраивает, не соответствует и вообще не относится к категории людей, которым можно доверять – он удивляется. Как так, бывшая жена не считает его эталоном и всячески отбрыкивается? Подумаешь, вел себя как мороженое говно! Она все равно должна была растаять, услышав коронное «поженимся». А она взяла и не растаяла, да еще и стебется над общим прошлым, вместо того чтобы, теряя тапки бежать в ЗАГС. Разрыв шаблона, не иначе.

— Прекрати лезть в мои медицинские дела. Я нашла врача, который меня устраивает, которому я доверяю.

— Евгений Петрович лучший.

— Вот и иди к нему сам. Залезай на креслице, показывай пузико и наслаждайся процессом. Со своим телом я разберусь сама.

— Света, — предупреждает, явно собираясь добавить какую-нибудь властную дичь.

— Нет Светы. Сдохла. Есть Светлана Геннадьевна, у которой очень много дел, и которая не любит, когда к ней лезут посторонние. И если кое-кто не уймется, она напишет заявление в полицию о преследовании, домогательствах и принуждению к медицинскому вмешательству.

Конечно, ему никто ничего не сделает, но нервы помотать можно. И Смолин это понимает. Стискивает зубы так, что на скулах играют желваки.

Во времена нашего брака я никогда не перечила ему, не бросала вызов, до последнего надеясь, что он оценит меня такую милую и распрекрасную. Потом, когда розовые очки разбились стеклами внутрь, и стало ясно, что ледяной демон не собирается ради меня меняться, я тоже не стала выносить ему мозг, предпочтя спрятаться за чёрствой маской и плыть по течению. Изображала из себя гордую, взбрыкивая лишь когда невозможно было сделать вдох от безысходности.

Наверное, именно поэтому сейчас, нарвавшись на мой отпор, он не понимает, что делать дальше. Вдобавок я беременная. Смолин уже несколько раз мог размазать меня за дерзость, но потом смотрел на живот, и глотал слова. Что-то, видать, в нем все-таки есть человеческое, не совсем робот.

Правда от этого мне не легче. Рядом с ним все равно задыхаюсь. С виду стойкая, полная решимости и сарказма, а внутри болит, пылает из-за все этой ситуации.

Почему мы здесь? Почему это произошло именно с нами? Был ли шанс повернуть все в другое русло, сделать иначе?

Наверное был, но не с такими входными данными как у нас. Мне отчаянно жаль, что когда-то я повелась на слова отца и была рада договорному браку. Не обращала внимания на постное лицо Кирилла и его отстранённость, не понимала, что моя сумасшедшая радость делает только хуже.

Это я сейчас понимаю, что если бы я тоже бастовала и сопротивлялась, всеми силами пытаясь избежать навязанного брака, Смолин бы увидел во мне союзника, а не врага, и все бы сложилось иначе. Но тогда мне казалось, что впереди нас ждет прекрасное будущее, что он точно меня полюбит, ведь я-то люблю!

Внезапно хочется пореветь, но я давно научилась держать бесполезные слезы под контролем. Вот и сейчас, вместо того чтобы сморщиться, улыбаюсь.

— Я надеюсь мы поняли друг друга, Кирилл. Со своей клиникой разбирайся сам, я туда не пойду, пусть не ждут, — после этих слов направляюсь к выходу. Силы кончились, мне надо на улицу, на свежий воздух.

— Разговор не окончен.

— Я устала, Кир. Разговоры подождут.

Ухожу, тихо прикрыв за собой дверь. Состояние такое странное – будто руки-ноги наливаются тяжестью, а в голове ширится ватная прослойка. Ничего не болит, но каждый шаг дается с трудом и со спины на живот все так же перебегают холодные мурашки.

Что-то не так.

***

Пока иду до лифта, жду его и спускаюсь, не отнимаю руку от живота. Он будто каменеет на несколько секунд, а потом снова становится расслабленным. Через пару минут все повторяется.

Плохо. И ни черта это не от нервов мурашки по рукам бегают, не от волнения.

Оперевшись ладонью на холодную хромированную стену лифта, опускаю голову и