Скажи, что любишь - Маргарита Дюжева Страница 27

Ничего не меняется. По спине волнами идет дрожь, теряясь где-то в районе поясницы, пальцы на ногах неприятно немеют.

— Этого только не хватало, — все еще дышу. Верю роликам, в которых гуру беременности вещают о том, что дыхание маткой может творит чудеса.

Не в моем случае. То ли матка у меня не дыхабельная, то ли с самим дыханием что-то не то, но чуда не происходит. Однако когда лифт останавливается на первом этаже, я уже стою ровно, ни взглядом, ни движением не выдавая своего состояния.

У меня ничего не болит, но ощущение неправильности нарастает с каждой секундой. Поэтому вместо того, чтобы сразу покинуть здание, иду в туалет. Нет ни крови, ни выделений, но дурацкие мурашки не утихают, и порой кажется, что мышцы скручивает легкими судорогами.

Пока я пытаюсь договориться с собственным телом и убедить его, что нам пока рано устраивать подобные аттракционы, в туалет заходит кто-то еще. Открывает воду и грубо шмыгая носом, начинает умываться.

Потом раздается телефонный перезвон.

— Да! — стонет надломленный женский голос, — да, реву! Из-за кого, из-за кого…Из-за него, конечно!

Чуть приоткрыв дверь вижу Щучку. Она стоит возле зеркала, одной рукой опираясь на умывальник. Образ все тот же, только шпилек нет, вместо них серые кроссовки на высокой подошве. Сдалась, слабачка.

— Наорал на меня сегодня, — жалуется она неведомому собеседнику, — Я к нему уж и так, и эдак, а он будто не замечает меня, цепляется с этой работой дурацкой, будто не понимает, что не в ней счастье…Что? Я не могу не нравиться! Я всем нравлюсь!

Надо же какая самоуверенная. Хотя, не мне ее осуждать. Я тоже когда-то была уверена, что меня невозможно не полюбить. Ведь я такая хорошенькая, умненькая и вообще милашка, и что мне точно по силам растопить сердце ледяного принца.

— Еще дура какая-то в кабинет к нему зашла в тот момент, когда он меня распекал. Сама жирная, как корова. На сносях, пузо на глаза лезет, а посмотрела на меня так, будто я у нее под ногами путаюсь.

Неправда! Не смотрела я так. Или смотрела…

Пытаюсь вспомнить, не было ли у меня на физиономии откровенного злорадства, когда Смолин ее выгонял, но проклятые мурашки мешают сосредоточится. Тянет. Надо ехать к врачу.

— Но ничего. Я сдаваться не намерена. Скоро юбилей фирмы, корпоратив. Я там покажу на что способна. Оно обо всем на свете забудет, когда увидит меня. Гарантирую.

Больше нет сил слушать бред, поэтому распахиваю дверь и выхожу из своего убежища.

Столкнувшись со мной взглядом через зеркало, Щучка заметно вздрагивает, но тут же берет себя в руки, пренебрежительно кривит губы и отходит в сторону, словно стоять рядом со мной крайне неприятно.

Мне плевать. Я мою руки, плещу немного воды на бледное лицо.

Слишком бледное. Нездоровое.

— Позволите, — подхожу к рукосушке, вынуждая Щучку уйти в другую сторону.

— Да пожалуйста, — недовольно фыркает она, отступая еще на несколько шагов.

Я старательно делаю вид, что не замечаю ее присутствия и недовольного сопения. Выхожу из дамской комнаты, а Щучка за спиной шипит в телефон что-то про жирных уродливых коров.

Когда до выхода остается всего несколько шагов, у меня первый раз колет в бок. Неприятно, остро, тут же переходя в тянущую насадную боль.

Я охаю и даже с шага сбиваюсь, прижимая руку к напряженному, как барабан животу.

— Нельзя! Рано еще, — шиплю сквозь зубы, а сама достаю телефон и кидаю своему врачу сообщение, что у меня проблемы, и что сейчас приеду.

Ответ приходит моментально.

Жду

После проходной, на лестнице меня снова скручивает. В этот раз сильнее и продолжительнее.

— Ох, — даже поскальзываюсь, в последний момент успев ухватиться за поручень. Аж красные искры перед глазами и впервые становится страшно. Не за себя. Я-то, что угодно выдержу, лишь бы с ребенком все в порядке было.

Неспешно ползу до своей машины, которая, как назло, на другом конце парковки. Приходится маневрировать между рядами авто, потому что где-то кучи снега, а где-то наоборот выскоблено до самого льда.

Главное не упасть. Падать мне никак нельзя.

Во время пути живот еще пару раз прихватывает, все сильнее разгоняя панику. Я уже просто дышу, как загнанная лошадь, забыв обо всех советах маточно-дыхательных сенсеев. Просто дойти до машины, довезти себя в целости и сохранности до клиники, здесь совсем недалеко. Все. Простая задача. Главное не нервничать, не суетиться.

К сожалению, медитация не работает, и когда я оказываюсь возле своего автомобиля пальцы трясутся так, что ключи падают в снег к моим ногам.

А я нагнуться не могу, потому что спину сводит! Так и стою, оперевшись на капот, а из глаз слезы сами катятся.

Да как так-то!

Надо просто нагнуться и подцепить за блестящее колечко…

Только сделать я этого не успеваю. Мужская рука сгребает ключи в кулак.

— В клинику? — в голубых глазах черти рвут и мечут, а у меня нет сил протестовать и отстаивать свою независимость, поэтому просто сиплю в ответ:

— Да.

— В мою клинику, — произношу на всякий случай, когда мы уже покидаем территорию парковки, — к моему врачу!

Смолин только режет острым взглядом через зеркало заднего вида, но ничего не говорит. И на том спасибо. Потому что сейчас последнее, что мне нужно – это разборки с бывшим мужем.

Откинувшись на спинку заднего сиденья, пытаюсь сесть поудобнее, чтобы ничего не давило на живот. Проклятые мурашки уже больше похожи на толпу колючих ежей, гоняющую под кожей. Низ живота тянет все сильнее.

Я пытаюсь успокоиться и убедить себя в том, что теперь все будет хорошо. Смолин хоть и обломок вечной мерзлоты, но водитель хороший. И он всегда отстаивает то, что считает своим. Ребенок его, поэтому он в лепешку расшибется, чтобы доставить нас в целости и сохранности.

Почему-то я ни капли в нем не сомневаюсь, и не смотря на злость, на то, что в последнее время Кир меня так сильно вымораживает, я рада, что рядом оказался именно он.

— Что ты делал на парковке? — спрашиваю для того, чтобы отвлечься. Когда говоришь, проще выдавить из головы панику.

— За тобой шел. Ты мне не понравилась.

— Спасибо, — выплескиваю сарказм, пряча за ним сдавленный вход после очередного спазма.

— Я имел в виду, что