Татьяна Дубровина - Высший пилотаж Страница 27

— Сами знаете о ком!

К механику присоединились два вертолетчика — те самые, что забирали Соколова из «Солнечного»:

— Про нашего хозяина так… не принято. Нам это не нравится. Мы, знаете ли, можем обидеться.

Толстый Карлсон ничуть не испугался. Решительным движением пухлой ручонки он отодвинул в сторону рослых авиаторов:

— Для вас — хозяин, для меня — пациент. Ему нужен строгий постельный режим, ясно? А у него — пропеллер в заднице. Ну? Чего уставились? Ах как весело!

Летчики действительно начали пересмеиваться:

— Карлсон Ионе свой пропеллер одолжил!

У доктора был тонкий слух:

— Одолжил?! Он сам у меня его спер. И вставил себе в анальное отверстие. Думает, с высоты сигать без парашюта — все равно что плюшки воровать. А тут, дорогие мои, пахнет компрессией позвоночника и прочей прелестью. Я это утверждаю как опытный Карлс… то есть врач.

— Да он же здоров как бык, — растерянно проговорил механик, ошарашенный напором Валерия Сергеевича.

— И упрям как осел, — продолжил реплику смельчак доктор. — Ему надоели самолеты. Он хочет кататься в инвалидной коляске.

Иоанн тем временем поднялся. Лицо его снова было бесстрастно. Он даже слегка улыбался, слушая перебранку, вспыхнувшую по его милости.

Решил вмешаться:

— Валера, успокойся, мы все знаем твой девиз: «Лечиться, лечиться и лечиться, как говорил великий Гиппократ!»

Он поднял к небу руку, как некогда Ленин на многочисленных памятниках, и вдруг, резко побледнев, схватился за больной бок. Стиснув зубы, застонал и стал медленно оседать.

— Что делать, доктор? — робко спросил кто-то.

— Ловите! Встали, как истуканы, — скомандовал Карлсон, которого в этот миг все единодушно признали главным. — Ко мне его, на кушетку! Лечиться, лечиться и лечиться. Да.

Подумал и отдал дополнительный приказ:

— У дверей поставьте часовых. И чтоб нести вахту круглосуточно! Я его знаю: все равно предпримет попытку к бегству!

— Стрелять без предупреждения? — съязвил было механик, но товарищи тут же одернули его. Всем было не до смеха. Среди присутствующих не было человека, который не любил бы Иоанна Алексеевича.

Если Машина жизнь — как дома, так и на работе — протекала в «бабьем царстве», то Иоанн Соколов главенствовал в царстве сугубо мужском.

Он был единоличным владельцем большого частного аэроклуба.

Иоанн любил риск во всем: как в головокружительных полетах, так и в головокружительных коммерческих мероприятиях. Может быть, поэтому к нему были благосклонны как небо, так и деньги.

Но к личной роскоши и накоплениям он никогда не стремился: не любил ничего неподвижного, оседлого, стабильного. Средства его оборачивались так же стремительно, как движутся в небе реактивные лайнеры. Прибыль же тратилась на новые самолеты и на людей, которые обслуживали их. Все, кто имел отношение к аэроклубу «Гелиос», могли быть спокойны за свой завтрашний день. И за послезавтрашний тоже.

Штат клуба состоял в основном из бывших военных летчиков и десантников. Среди них были и ветераны Афганистана, и однополчане самого Соколова. В последнее время появился молодняк: ребята, отслужившие в Чечне.

Богатырский отряд, непобедимый. И все, как один, готовы были в случае необходимости встать стеной за своего шефа, которого они называли Ионой, а за глаза — Соколом.

Столь же предан Иоанну был его личный врач, смешной человечек по прозвищу Карлсон. Если бы срочно понадобилось, Валерий Сергеевич не задумываясь перелил бы Соколову собственную кровь, хотя сам не отличался безупречным здоровьем. Карлсона радовало, что группа крови у них с Ионой была одна и та же: первая, резус-фактор положительный.

Аэроклуб процветал и за счет личной привлекательности хозяина, и благодаря тому, что модное дорогостоящее развлечение — катание на самолете — приобретало все большую популярность у «новых русских». Приятно пощекотать себе нервы видимостью опасности, когда всевозможные блага жизни давно приелись. К клиентуре авиаторы относились со снисходительным презрением, разумеется тщательно скрываемым.

Исключение составляли те редкие случаи, когда человека действительно манило небо, но жизнь сложилась так, что взлететь до сих пор не было возможности. Такие прикипали к «Гелиосу» надолго, становясь постоянными членами клуба. А значит, и друзьями тех, кто тут служил. Следовательно, они вливались в ряды поклонников Ионы-Сокола.

Сейчас всех своих оповестили: хозяину строго-настрого предписано лежать. Если кто-то случайно увидит, что он ходит, следует сразу принять меры вплоть до физического воздействия. Даже в том случае, если упрямец окажет сопротивление.

С Карлсона чуть ли не пылинки сдували: всякий старался ему угодить, лишь бы доктор получше лечил больного.

— Вам привезти что-нибудь из города, Валерий Сергеевич? Вы же не можете отлучиться!

— Конечно, привезти. Сами знаете — зачем спрашивать?

— А что?

— Смешной вопрос. Варенья, разумеется. В неограниченном количестве. Разного.

Хозяин и всегда-то не жаловал свой огромный загородный дом, слишком большой для него одного. А сейчас, на время лечения, и вовсе поселился в «Гелиосе». В здании из стекла и бетона было все необходимое: и жилые помещения, и медицинский кабинет, и огромная кухня с искусным поваром, которого Иона переманил из ресторана «Прага».

Никто из окружающих и не догадывался, что помимо медицинских предписаний была еще одна причина, по которой Соколов не уезжал домой.

Дело было в том, что тут невдалеке, за железнодорожными путями, находился дачный поселок «Солнечный».

А на окраине этого поселка стоял веселый сказочный домик под красной черепичной крышей.

А в этот домик по выходным дням приезжала его миниатюрная хозяйка, Мария Николаевна Колосова…

Валерий Сергеевич был весьма удивлен тем, что его подопечный не делает никаких попыток к бегству из-под домашнего, а вернее, клубного ареста.

Все организационные вопросы «Гелиоса» были перепоручены ближайшему другу Соколова еще со времен армейской службы Косте Подыбе. Тот, похоже, справлялся, хотя и считал, что чисто выполнить «петлю» или «бочку» гораздо проще, чем держать под контролем отчетность.

Подыба старался не тревожить Иону: он за него боялся. Да и другие боялись тоже.

В среде летчиков возникло не высказанное вслух подозрение: у хозяина после сотрясения мозга не все в порядке с головой. Основанием для общих страхов служили вовсе не энцефалограммы, которые регулярно снимал у больного Карлсон, а новое увлечение Ионы, казавшееся авиаторам диким и бессмысленным.