Ширли Лорд - Сторож сестре моей. Книга 1 Страница 27

— Должно быть, ваш скоростной заплыв побил все рекорды, Лу. Не хотите ли еще поплавать с нами?

Лу?

Сьюзен собралась запротестовать, но, к ее облегчению, Людмила отрицательно покачала головой.

— Нет, сэр, я должна возвращаться. Меня ждут в оранжерее. Сегодня много дел.

Сьюзен пристально смотрела на нее без тени улыбки, даже когда Людмила сказала:

— С днем рождения, Сьюзен.

— Благодарю, Людмила. Пожалуйста, прежде чем идти на кухню, узнай, не нужно ли маме что-нибудь.

К удивлению Сьюзен, надо же — отец повернулся и следил, как Людмила быстро идет обратно к старому дому.

— Откуда ты знаешь, что она купалась?

— Что?

Казалось, отец полностью погружен в свои мысли.

— Людмила. Откуда ты знаешь, что она…

Он обнял дочь за плечи, прервав на полуслове.

— Странная молодая женщина. Я видел, как она шла на пляж не больше двадцати минут назад. И мне неожиданно пришла в голову совершенно ужасная мысль: «Вдруг она исчезнет в море? Кто тогда управится с прической твоей матери вечером, когда соберется вся местная аристократия, чтобы поздравить маленькую принцессу?»

Сьюзен послушно рассмеялась, так как знала, что он ждет этого, но подавленное настроение, с которым она проснулась, необъяснимое и нелепое чувство уныния не покидало ее почти весь день; ей стало легче, лишь когда из Лондона позвонил Чарли, ее брат, — она как раз одевалась к приему.

— Я заказал этот звонок за два дня, сестричка. У нас здесь глубокая ночь. С днем рождения — с опозданием на два часа. Как твои успехи в столь благородной и державной компании? Мама жаловалась в письме, какую она приносит жертву, покинув цивилизованное общество Палм-Бич и поселившись в джунглях, — только ради тебя! Я слышал, удалось заполучить для тебя сегодня даже влиятельного герцога или кого-то в этом роде. Посмотри внимательно, нет ли у него ямочки на подбородке; она означает, что у него ямочка кое-где еще…

— О, Чарли, хватит! Как приятно тебя слышать! — И это воистину было так! Его голос звучал, как всегда, жизнерадостно и беспечно. Связь прервалась раньше, чем она успела выяснить, нравится ли ему Лондонская экономическая школа, но после звонка брата ее настроение изменилось к лучшему.

И когда пришла Людмила, чтобы украсить ее прическу мелким жемчугом и лентами в тон ожерелью из аквамаринов — подарок родителей, Сьюзен отнеслась к ней почти дружелюбно.

Отец прав. Людмила была странной женщиной, которая частенько ужасно раздражала Сьюзен, чего не скажешь о матери. Вероятно, мама никогда и не позволит себе рассердиться, так как не вызывало сомнений — Людмила оказалась сокровищем, она могла сделать все, о чем ее просили, лучше кого-либо на свете.

Сьюзен решила быть с ней милой. Это довольно не просто, подумала она, поскольку Людмила, вероятно, не намного старше ее самой и еще разлучена с мужем, который работает в холодном Нью-Йорке и считает, наверное, что жена здесь наслаждается жизнью, загорая на солнышке.

— Ты, должно быть, скучаешь по Милошу, — заметила она тоном, который сочла глубокомысленным и участливым.

— Да, Сьюзен. — Людмила ответила своим обычным бесстрастным тоном.

— Я уверена, он тоже скучает по тебе, но по крайней мере тебе не приходится страдать от холода.

Сьюзен передернула нестерпимо болевшими плечами; она не собиралась давать Людмиле повод заподозрить, что они горят огнем после того, как она плавала и загорала всю вторую половину дня. Она не желала доставить удовольствие мисс Чопорность и мисс Безупречно Белая Кожа даже подумать: «Я же вас предупреждала».

Интересно, мама пригласила ее на праздник? Сьюзен предполагала, что да, и, конечно, Людмиле следует там присутствовать. Ведь в каком-то смысле ее положение отличается от положения остальных слуг в этом доме, черных, как пиковая масть.

Людмила застегивала на шее Сьюзен изящное ожерелье из аквамаринов и жемчуга, когда появилась ее мать, окутанная плотным облаком французских духов.

— О, любовь моя, ты выглядишь со-вер-шен-но бо-жест-вен-но! Ты никогда не выглядела такой красавицей. Тебя ангажируют на все танцы еще до того, как мы сядем обедать.

Хани повернула голову и посмотрела на Людмилу с шутливой строгостью.

— Итак, что нам с вами делать, мисс Людмила? Что глаза не видят, о том сердце не печалится. Вы, мисс, идете на бал. Мы ни за что не скажем Милошу, даже если ты протанцуешь всю ночь напролет с высоким, смуглым, красивым незнакомцем. Ты не должна сидеть со всеми этими черными в комнате для прислуги, словно ты одна из них. Ты одна из нас!

Людмила засмеялась. Это явление Сьюзен доводилось видеть так редко, что она моментально обратила внимание — как сделал Бенедикт год назад, — насколько улыбка преображает лицо Людмилы.

— Я не собираюсь сидеть в комнате для прислуги, Мадам. Я собираюсь отдохнуть, расслабиться в своей комнате. Вы знаете, я целый день на ногах. Я хочу лечь спать пораньше.

— Запрещается — не сегодня, не в день рождения Сьюзен. — Вслед за женой в комнату вошел Бенедикт. — Ух ты! — Он одобрительно присвистнул, увидев Сьюзен. — Ты настоящая принцесса. Не окажете ли мне честь, подарив первый танец?

Пока отец писал свое имя на первой строчке книжечки ангажементов Сьюзен, мать велела Людмиле идти переодеваться.

— Я всего один раз видела тебя в том желтом платье, которое я тебе подарила в прошлом году. Я знаю, ты взяла его с собой. Я заметила его на вешалке в твоем гардеробе. — Хани вдруг всплеснула руками, словно ее осенила новая мысль. — А кстати, Людмила, я никогда не видела, чтобы ты делала прическу себе. Почему бы тебе не преподнести сюрприз всем нам? После обеда мы ждем тебя на танцевальной площадке.

— Нет-нет, я правда не могу, Мадам. Пожалуйста, извините меня.

— Мы настаиваем, Людмила. Это приказ! — рявкнул Бенедикт так, что и Сьюзен, и Хани поспешили сделать ему замечание.

— Бенедикт, ты находишься не в армии, — сказала его жена.

— Пап, в самом деле! — сказала его дочь.

— Как вам угодно, сэр, — сказала Людмила.

Перевалило далеко за полночь, Сьюзен и Хани потанцевали от души и теперь падали с ног от усталости, и все-таки волнующие ритмы вновь увлекали их на площадку, в объятия молодых английских офицеров и правительственных чиновников, профессионально обученных галантным манерам.

Сотни тоненьких свечек на небольших столиках, расставленных вокруг шатра, догорели до основания, под навесом сгустился сумрак, и тогда Бенедикт заметил среди танцующих пар Людмилу. Ему захотелось убить ее, а заодно и ее партнера, этого идиота-англичанина с безвольным подбородком, которому его представили перед обедом. Его охватила безудержная ярость, причинявшая ему почти физическую боль, так что он был вынужден подойти к стойке бара и попытаться погасить свой гнев, осушив залпом один за другим два бокала чистого рома.