Светлана Демидова - Отдай мне мужа! Страница 28

– Нет! У нас мало друзей, и все они – серьезные люди. Я не понимаю, почему… – Ева остановилась на полуфразе, с удивлением оглядела меня, а потом испуганно спросила: – Вы уходили?!

– Видите ли… – начал я, но она меня перебила:

– Вы промокли и… Боже мой! Что это у вас – кровь?

Я машинально провел рукой по лицу, обнаружив под носом бугорок с засохшей коркой.

– Я забыл закрыть свою машину. Когда вернулся, чтобы сделать это, поскользнулся и упал…

Ложь была неловкой, очевидной, но Ева, погруженная в невеселые мысли, никак не отреагировала на мои слова. Сейчас и речи быть не могло о том, чтобы рассказать ей о смерти мужа. Этой женщине явно угрожала опасность, и прежде всего надо постараться защитить ее. Возможно, сообщение от лица Германа было послано с одной-единственной целью: заставить ее остаться дома. А звонили для того, чтобы убедиться, что она действительно никуда не ушла.

Ева устало потерла глаза.

– Не понимаю, почему Германа до сих пор нет. Если он не ранен, что за причина так задерживаться! Наверное, нам следует обзвонить все больницы, чтобы найти его?

– Их слишком много, – невесело ответил я. – И потом сегодня вообще трудно до кого-либо дозвониться.

– Тогда нужно объехать все больницы! Если вы не согласитесь, я вызову такси. Я должна знать, что с ним и где он.

Желая очередной раз оттянуть момент, когда все же придется сказать ей правду, я горячо и, как мне казалось, убедительно заговорил:

– Если бы с ним случилось что-то серьезное, он прислал бы вам адрес больницы. Он же хотел, чтобы вы ждали его дома. Ну, представьте: вы уедете, а он в это время возвратится домой. Вы опять поссоритесь.

Мне было тошно от собственной бесстыдной лжи, но страх признаться во всем, перспектива невообразимой истерики, которая, несомненно, последует вслед за признанием, оказались сильнее. Я сам себя опутал паутиной беспросветного вранья и уже отчаялся выбраться из нее. Мои слова, однако, отрезвили и немного успокоили ее.

– Да, вы правы, – согласилась она.

– Ева, наверно, можно позвонить кому-нибудь из ваших родных, чтобы они побыли с вами.

– Нет! – Она резко вскинула голову. – Никаких родственников! То есть они, конечно, имеются, но у нас… прерваны дипломатические отношения, – закончила она с усмешкой.

Милое семейство. Я разозлился: своих родственников она, судя по всему, не жалует, а родных мужа терпеть не может. Ну, почему бы мне не послать эту женщину к черту? Повернуться, захлопнуть дверь и никогда больше даже не проезжать мимо ее дома! Однако возникшая в мозгу картинка, как я читаю в газете сообщение о жертве насилия или даже убийства в элитном квартале и узнаю на фотографии Еву, остудила мой гнев.

– Как вы себя чувствуете? – спросил я.

– Отвратительно, – отозвалась она и скривилась. – Голова плывет. Очень тревожусь за Германа… Вдруг он все-таки получил травму?.. Может, ему сделали рентген и обнаружили перелом?.. Простите, но мне нужно выпить…

Ева взяла бутылку обеими руками, но они так тряслись, что она вынуждена была поставить ее на место.

– Пожалуйста, плесните мне, – попросила она. Ее взгляд был умоляющим и в то же время требовательным.

Я решил не отговаривать ее. В конце концов, возможно, ей действительно станет лучше. Когда я протянул ей стакан, она с просительной интонацией произнесла:

– А лед? Просто так я не могу выпить… Я не люблю теплое виски, да и слишком крепко…

Пришлось отправиться на кухню за льдом. Когда я вернулся, Ева успела осушить стакан без всякого льда.

– Вы поступили неблагоразумно, Ева, – с укором произнес я.

Это еще было слабо сказано: алкоголь ударил ей в голову, будто ее хватили дубинкой по затылку, глаза помутнели. Через несколько минут она, почти лишившись чувств, перевесилась через подлокотник кресла вмиг ослабевшим телом. Я понял, что пока я ходил за льдом, она все же умудрилась налить себе еще. Бросив кубики льда в горшок с орхидеей, я взял Еву на руки и отнес в постель.

Бог никогда не посылает испытаний сверх того, что может вынести человек. Так не раз утверждал в своих проповедях настоятель Аристарх. Если верить старому чудаку, то я, скорее всего, вплотную приблизился к критической границе.

Я покосился на враждебно молчавший, словно затаившийся, телефон. Нужно вызвать Лизу. Надежда на встречу Нового года за веселым столом на караяновской даче рухнула окончательно. А так мы хотя бы вместе встретим праздничную полночь. К тому же, если я останусь в одиночестве в этой треклятой квартире, точно сойду с ума. Степан еще успеет привести сюда мою жену и вернуться на дачу к бою курантов. По какой-то причине, о которой никто никогда его не спрашивал, он уже два года не брал в рот ни капли спиртного, и наша компания этим беззастенчиво пользовалась.

Набрав номер, я услышал голос Жорика. Мои друзья, пока меня ждали, успели крепко выпить, и Жорик хрипел, как испорченный магнитофон.

– Ты все еще там?! – возмущенно проскрипел он.

– Да, – отозвался я. – Все оказалось очень скверно. Тот человек умер, и его жена совсем не в себе. Я не могу от нее уехать. Пусть Степан подбросит сюда Лизу. Она мне уже предлагала это, но я отказался. Теперь понимаю, что ее присутствие просто необходимо…

– А ты знаешь, что уже начало одиннадцатого?

– Если Степан прямо сейчас поедет, то успеет вернуться к бою курантов. Я отдам ему подарки, которые для вас приготовила Лиза! Дети же их ждут!

– Ты совсем рехнулся! – Мне показалось, что от возмущения Жорик даже протрезвел. – Какого лешего ты должен сидеть с какой-то чужой бабой? Еще и Лизу тащишь!

Я сдержался, чтобы не крикнуть.

– Мы приедем к вам с Лизой утром. Я все-все объясню, и ты поймешь, что я действительно не мог поступить иначе. Прошу тебя, запиши адрес.

– Может, ты темнишь? Вдовушка приглянулась? – Геворг немного помолчал и, сообразив, что несколько перегнул палку, уже спокойно сказал: – Ладно. Давай адрес. Записываю…

Я продиктовал, объяснил, как быстрее проехать к «жемчужному» комплексу, и попросил посигналить по прибытии.

Неожиданно я понял, что зверски проголодался. Несмотря на все драмы, аппетит никуда не пропал, и я побрел на кухню. Я уже находился на том витке стремительно раскручивающейся пружины событий, что вопросы деликатности меня больше не беспокоили. Но все же я не стал трогать праздничные блюда, а отрезал кусок сырокопченой свинины, достал из хлебницы пару ломтей ржаного хлеба и соорудил себе внушительный бутерброд. Потом, немного поколебавшись, снова открыл холодильник и отыскал в нем помидоры и зеленоватый столбик лука-порея. Я намеренно долго и тщательно нарезал на кружки помидорину и лук, пытаясь успокоиться за этим будничным занятием, что почти удалось. Уложив кусочки овощей на свинину, я залил все это великолепие майонезом. Если бы здесь были Лиза и Игнаша, они бы одинаково наморщили носы – фу, как вульгарно. «Но вас тут нет, милые дамы и господа», – подумал я и откусил кусок. Вкус показался мне великолепным. Мудрец Конфуций говорил: от кого пахнет, как от свиньи, тот ест, как волк. Да уж, сегодня я вел себя, как самая настоящая свинья.