Развод не дам. Точка - Галина Милоградская Страница 28

Каринка уже дома, с няней. Когда захожу, срывается с места и несётся по коридору. Утыкается носом в живот, обнимает.

— На сегодня всё, спасибо, — говорю няне.

— Но… у меня же оплата за весь день, — теряется она.

— Ничего страшного, оставьте. У нас сегодня форс-мажор. Ну что, булочка, как ты?

— Я боялась, ты больше не придёшь, — говорит, продолжая обнимать так крепко, что не могу сдвинуться с места. Сглатываю.

— Откуда такие мысли? Я же сказал, что люблю, как могу не прийти?

— Маму ты тоже любил. — Каринка наконец отпускает, смотрит серьёзно, хотя в глазах слёзы. Вздыхаю. Отхожу в сторону, пропуская няню. Она уходит, а я присаживаюсь перед Каринкой.

— Я и сейчас её люблю.

— Правда?

— Правда. И очень надеюсь, что мы помиримся.

— Я тоже, пап.

Ну вот. Теперь и Каринка на моей стороне. Мась, у тебя нет шансов, ты просто обязана меня простить!

Глава 23

Агата

Казалось, все слёзы выплаканы, но эти точно стали последними. Я не рыдала так ни разу и больше никогда не буду. Люди, по которым можно лить слёзы, кончились. По дороге от родителей позвонила брату, но в ответ получила невразумительный пьяный гогот. Одна. Совсем одна. Ну не одна же! А как же Каринка? Вот человечек, который никогда не предаст. Всё выдержу ради неё. И ради себя тоже. Для кого всю жизнь стремилась быть удобной, правильной и лучшей во всём? Для тех, кто плевать хотел на то, что на душе творится.

Когда отец привозит Каринку, молча забираю и смотрю, ожидая, что уйдёт. Он демонстративно не смотрит. Раньше я бы извелась, что папу обидела, а теперь даже в его сторону смотреть не хочется. Помиримся со временем, но никогда не прощу и не забуду. Похоже, он даже ждёт, что начну извиняться, потому что топчется на месте, не спешит уходить. Распахиваю дверь за его спиной, скрещиваю руки на груди. Уходит, и я подавляю желание захлопнуть дверь как следует.

— Ма, ты почему уехала? Бабушка сказала, что у тебя срочное дело. Какое дело может быть ночью?

— Я уехала, потому что поругалась с бабушкой и дедушкой. — Ну, нет, врать Каринке не собираюсь. — Сказала, что мы с папой расстались.

Больно, знаю. Но это не самая великая боль в жизни. Каринка привыкнет. К психологу уже записала, с понедельника три раза в неделю будет ходить после школы. Мы справимся, мы сильные. Вижу — дочка поникла. Надеется, и это нормально.

— Хочешь, в хобби-центр поедем? На урок рисования маслом. Давно же хотела.

Конечно, Каринке уже не три, так легко от грустных мыслей не отвлечь, но в этот раз вроде сработало. Весь день мы вдвоём, домой возвращаемся гордыми обладателями двух картин с хлопковыми цветами. Они лежат на газетах на заднем сиденье, будут ещё несколько дней сохнуть. У Каринки на кончике носа белое пятнышко, но я не стала о нём говорить. Оно так трогательно смотрится!

Просыпаюсь утром с чувством глубокого удовлетворения от жизни. Откуда оно взялось — неважно, но надо пользоваться, пока опять не накрыло обломками разрушившегося брака и предательством родителей. Я всё смогу, надо только верить и двигаться вперёд.

Каринку в школу, сама в метро. Хотя стоит всё-таки вспомнить навыки вождения, так мобильней буду. А ещё мне очень нравится, как выглядят женщины за рулём. Уверенно. Вот эту уверенность надо в себе вырастить.

В офисе никого нет, только зевает в кулак Ксюша. Но на моём столе стоит бумажный стаканчик из кофейни через дорогу. Дорогущая кофейня, я не готова тратить почти триста рублей за крохотный стаканчик. Кстати, пахнет умопомрачительно — карамелью.

— Откуда?.. — начинаю, глядя на Ксюшу, когда из кабинета выходит Александр. Алекс. Так и правда проще его называть, на Сашу он всё-таки не тянет. В безразмерном синем пиджаке и белоснежной майке, с чёрным гвоздиком в ухе он выглядит как свободный художник. Кажется даже, что за ним тянется шлейф из свежего ветра. Нет, это просто аромат его туалетной воды, свежий, искрящийся. И улыбка у него белозубая, яркая.

— Привет! Как я угадал со временем. Если бы опоздала, сюрприз бы не получился.

Он присаживается на край стола, кладёт руки по обе стороны. Взгляд невольно цепляется за длинные пальцы с ухоженными ногтями. Руки, особенно пальцы, мужчин — моя слабость. У Марата очень красивые ладони, широкие. У Алекса — узкие, как у музыканта. Моргаю — уставилась и зависла.

— Почему вы решили, что мне понравится? — спрашиваю, с интересом открывая крышку стаканчика.

— Сливочный Клод-брю мало кого оставит равнодушным. Если только ты не любишь сладкое, а ты любишь.

— С чего вы взяли? — Неужели у Юльки расспрашивал? Под рёбрами приятно и сладко тянет. Какое же это забытое ощущение!

— Видел, что ты кладёшь две ложки сахара. И всегда делаешь с молоком. Этот со сливками. Попробуй, а то остынет и станет невкусным.

Потрясающий. Лучший кофе, который пила. Хотя не могу назвать себя кофеманом, но теперь, кажется, им стану.

— Вкусно, — улыбаюсь и смотрю на Алекса. А он выразительно смотрит на мои губы. Очень выразительно. Кровь приливает к щекам. Нет, я, конечно, всё понимаю, но это уже слишком!

— У тебя, — он хмыкает, тянет руку, но замирает в нескольких миллиметрах. — Пенка над губой. Сотри.

— Ой, — говорю и быстро облизываюсь. Его рука до сих пор близко-близко, чувствую исходящий от неё жар. Как будто клеймо на щеке выжигают.

— Продуктивного дня, — тянет Алекс тихо и быстро уходит. Как-то слишком быстро. Не успеваю моргнуть, а он уже у ресепшена раздаёт задания Ксюше. Скоро начинает подтягиваться народ. Никита плюхается на стул рядом и разминает шею.

— До двух часов вчера тут сидели, — жалуется, косясь на передвигающегося по офису Алекса. — А начальство, подозреваю, вообще тут ночевало. У нас когда большой заказ появляется, он душу из тебя вытрясет, но заставит отработать по полной.

Сложно представить Алекса жёстким. По крайней мере я пока не видела…

Телефон на столе звонит. Мой телефон, рабочий.

— Агат, сними трубку, это хозяйка «Сахара и мёда» звонит! — кричит Ксюша со своего места.

В офисе становится тихо. Все оборачиваются, Никита сочувственно вздыхает, всем своим видом давая понять, что я попала. Сглатываю, снимаю