Андрей Севбо - Планета по имени «Рай!». Книжка снов Страница 3

Главный гидролог планеты, некто господин Шайнц, что-то не поделил с главным управляющим планеты, неким господином Роллером.

Понятно, что делили они не кур и не сусликов. А воду. И доходы от неё. Шайнц был самолюбив и, к сожалению, гениален. Ему удалось поссорить водород с кислородом, да так, что воды на планете буквально закипели. Через неделю цветущий Эдем превратился в Сахару. Избыток водорода быстро улетучился из атмосферы, и кислород, как более тяжелый газ, превратил все сущее на планете в его странный окисел.

Деревья окислились, люди, бактерии. И бухгалтерия.

То, что мы с вами сейчас имеем честь вдыхать, это, так сказать, атмосфера резерва.

Как резервное колесо автомобиля. Худое и ненадежное. Только бы добраться до сервиса.

А сервис, господа, это мы с вами. Фигурально, конечно, говоря.

Райский самодовольно улыбался.

Вопросы, конечно же, ожидались от аудитории.

Саша молчал. Жевал губами.

– И какого черта? – вымолвил он наконец.

– Да, – включился я в оживленную дискуссию, – Причем здесь мы? Мы не химики и не финансисты. И вообще, мы еще не обсуждали вопрос… гонорара!

Райский вскочил и с довольным видом оглядел аудиторию.

– Все беды в прошлом! – произнес он с пафосом.

Порывшись в кармане непонятного цвета штанов, он вытащил крошечный предмет, похожий на орех.

– Вот это восстановит водный баланс планеты! – выкликнул он, выкинув руку вперед – ну просто, хайль Гитлер в фильмах про фашистов ХХ века. – Это вернет любовь водорода к кислороду. И вернет любовь народа к этой самой P-SE.

Все моря, безусловно, восстановить не удастся, но это и к лучшему.

Эти моря – от них столько хлопот! Достаточно будет и нескольких крупных озер.

А главное – сады!

Только сейчас я заметил крошечного человечка, который сидел в кресле под факс-аппаратом поджав ножки. Это был он! Почтальон! Гном, с химическим карандашом.

Саша бросил взгляд в сторону человечка, но остался неколебим в своём гневе.

Райский проследил направление моего застывшего взгляда.

– Ах, вот, извольте познакомиться, сам садовник, господин Зиновкен. Кстати, это не я, это он выбирал вас.

Так что, коллеги, полагаю, вы уже знакомы.

– Я ничего не понимаю в рассаде, – сообщил Саша хмуро. – Я драматург. Могу расставлять слова в том или ином порядке. И не иначе, как за деньги! – Саша швырнул на стол Райскому измятую телеграмму. – Оплатите мне командировочные расходы и… можете не провожать!

– Вы меня не дослушали, – остановил Райский Сашу уже в дверях. – Как раз вы и будете создавать этот рай вместе с господином Фемистоклюсом. Я – только автор идеи. Да что там я, – директор скорчил умильное лицо пупсика, – есть автор посолидней. Не угодно ли, господа, взяться за дело!

Райский встал.

Гном встал.

Я встал.

Саша уже давно занес ногу через порог.

«РАЙ-ИСПОЛКОМ»

Сказать, что работа закипела, было бы натяжкой.

Целыми днями мы сидели, точнее, пропадали, на вознесшейся над местностью террасе.

Под нами клубился туман. По черному горизонту черепахой ползла красная с точечками луна. Или, как её там, похожая на шляпку мухомора. Терраса косилась набок, и под столик драматурга приходилось постоянно подкладывать пачку бумаги, чтобы он стоял ровнее.

Безводный климат планеты.

Наши изверившиеся души.

«Что такое рай?» – Саша добавил к вопросу фригидную паузу такой длины, что из неё можно было бы связать теплый свитер.

Опрокинутое во времени зарево его вопроса освещало лишь кучку обгоревшего пепла.

Этот пепел и был ответом. Среди черных крошек трубочного табака.

Саша Абалаков был большой оригинал. Большой оригинальный мужчина. Он курил трубку.

И не упускал случая пожаловаться на жизнь, как будто именно для этого родился и жил.

И это было то, то, что он действительно любил и делал талантливо.

«Попадись мне, кто все это придумал – я бы сам его здесь придушил», – пел он приятным низким голосом.

Или с пафосом: «Ну почему я должен решать за всех?»

Иногда, чтобы создать видимость беседы, я отвечал ему:

«Саша, у тебя русское имя. Похожее на спящую тучу. Я читал, что русские берегли свое счастье в яйце. Вот ты и спроси… свою славянскую душу!»

Завершая свои десять страниц – свой ежедневный урок – он смычно хрустел суставами и декламировал: «Последний день моих трудов. Сольётся семь с меня потов».

«Молодец!» – подавал голос садовник Зиновкен, пролистывая очередную заляпанную чернилами рукопись. Он раздобыл себе панаму и кресло-качалку и стал немного похож на подмосковного дачника. Только очень маленького.

«А ты, урод, молчи! Молчи, ты, урод!!! Я, буквально, путаю сраные буквы. Бля —конопля»

Шли дни.

Все было задумано просто и конкретно.

Для каждого отдельного человека должно придумать его отдельный рай.

И сделать так, чтобы его рай вливался в общий райский котел наслаждений и все это должно происходить на отдельно взятой одноименной планете.

На которую Райский закачает необходимое количество во всех отношениях приятного климата. Местное население возьмет на себя обслуживание туристов. Способности аборигенов мы оценили в первый же день, когда… ну да об этом не сейчас.

Во всяком случае, им известны древние, ныне забытые рецепты утешения души и плоти.

Вопрос хорошо это или нет – не нам решать, как заявил директор планеты. Хорошо то, что хорошо оплачено.

А если кому-нибудь захочется чего-либо экзотического, то пожалуйста, к его услугам парки «аттракционов» в любом вкусе. N-технологии обеспечивают стопроцентное воплощение любых фантазмов клиента, обожравшегося фастфудом развлечений.

И вообще, уставшего от жизни.

Я листал N-циклопедию. Виды животных и птиц, существовавшие уже только на её страницах, немного смущали меня. Кошку от собаки я, конечно, отличу, но орлана белохвостого от подорлика, гнездящегося в районах лесостепи уже не так, что б уж.

И вообще, мои предложения по ландшафту были незатейливы. Там – тундра. Тут раскидать немного джунглей и рассечь условно-непроходимую тайгу умеренно непреодолимой горной грядой, теряющейся в подчеркнуто безбрежных водах синих морей, в которых смачно дымились бы вулканические острова и торжественно белели бы, подобно сахарным головам, два-три айсберга.

И всюду водились бы быки, орлы и носороги, с характером ручных белок.

В водоемах киты перекидываются словечком с другими водоплавающими хордовыми и беспозвоночными и серебристые ихтиандрихи плещутся тут и там, помахивая русалочьими хвостами.

– Это то, что надо! Что и требуется доказать, ребята! – старый пупс Райский сильно не вникал в подробности нашего суперкрасочного проекта. Он смотрел только последнюю страницу сметы. – Не жмитесь. Давайте больше. Чтоб все… крутилось, вертелось, свистело, хрюкало …! Недостачу взыщу! – директора теперь сопровождала повсюду зелененькая аборигенка. Юркая ящерка с ножками немыслимой стройности, с пористым, упругим, свивающимся в колечки хвостом.

…………………………………………….

Днем Саша с мрачностью поглядывал на аборигенок. Называл их лягушками. Но, не исключено, что время от времени он не пренебрегал их искусством целительства тела и души. Первый раз мы оценили их способности в то самое утро, когда мы проснулись продрогшие на своих раскладушках.

На пороге нашего бунгало возник старый ящер с бритвенными приборами на подносе – фантом дурного сна. Из-за его плеча вынырнули две полу-змейки полу-ящерки.

У промерзшего до костного мозга мужчины земного происхождения они не пробуждали теплых чувств. Известно – рептилии хладнокровные. Шкурка колючая. Хвостищи, опять же, волосищи ….

Однако ящерки знали своё дело. В печи затрещал огонь – старик игуан подбросил к тлеющим уголькам несколько коряжек. Открыл канистру с солярой и щедро влил в жерло буржуйки целый литр. Через мгновенье жар растекся по всей конуре. Ящерки тем временем растерли нас мокрыми, горячими полотенцами. Их профессиональные навыки чувствовались в тех молниеносных манипуляциях с пуговицами, молниями, застежками ремней брюк…

Мы подверглись горячему обтиранию, бритью щетин, массажу… Спросонья нам показалось, что половые органы ящерок располагались… где попало, даже на ладонях. Ну не совсем, чтобы такой вот орган, но что-то похожее и, главное, всегда под рукой.

Сделав своё дело они ушли.

Распаренные, мы сидели друг напротив друга. Оба в одинаковых хрустящих голубых сорочках и в мягких пижамных штанах.

– Выпить чего-нибудь осталось? – Саша вращал глазами, красными, будто от слез.

– Посмотрю в холодильнике, – я встал. Чувство как после урока физкультуры: все мышцы мелко вибрируют, ноги подкашиваются. Ну откуда здесь холодильник? Я потыкался по углам и снова сел на раскладушку.