Ирландский спаситель - М. Джеймс Страница 3

— Доброе утро, — небрежно говорит мужчина по-английски, но в его голосе такой сильный акцент, что нет никаких сомнений в том, что он такой же француз, как город за моим окном.

Это нереально. Это не может быть реальностью.

— Ты хорошо спала, Анастасия?

Я смотрю на него, мой желудок опускается до кончиков пальцев ног, пока мой мозг лихорадочно соображает, пытаясь разобраться во всем этом. Откуда, черт возьми, он знает мое имя? Это должен быть сон, но ощущается ли боль во сне? Мое тело ноет во всех частях, боль варьируется от тупой боли до острого жжения, и это должно разбудить меня, это должно… Может быть, я просто слишком накачана наркотиками.

— Кто ты? — Выпаливаю я, чувствуя, как подоконник впивается в мои руки, боль в ногах отдает в икры. Но я не двигаюсь. Я не могу. Я застываю на месте в панике, мой взгляд устремляется к двери как возможному средству побега, хотя я знаю, что у меня никогда это не получится. И если это сон, это не будет иметь значения. Я просто вернусь к этому.

Мужчина улыбается мне.

— Конечно, — говорит он, его голос мягкий и насыщенный, как растопленный шоколад. — Как грубо с моей стороны. — Он изящно отвешивает небольшой поклон в пояс, и я смотрю на него, теперь уверенная, что окончательно сошла с ума.

— Меня зовут Александр Сартр, — говорит он, поднимая на меня глаза и выпрямляясь.

— А…Александр? — Я не могу произнести его фамилию, не прямо сейчас.

— Да, все верно. — Он приятно улыбается. — Александр Сартр. — Он повторяет это снова, как будто я не слышала его в первый раз.

— Что я здесь делаю? — Мой голос дрожит, и я с трудом сглатываю. — Я хочу домой. — Как будто у меня все еще был дом. Как будто это может когда-нибудь случиться снова.

Его улыбка немного дрогнула.

— Боюсь, это совершенно невозможно, Анастасия.

Я моргаю, глядя на него, чувствуя, что мои руки тоже начинают дрожать.

— Почему…почему это?

— Ну, Анастасия, это довольно просто. — Улыбка возвращается на лицо Александра, его губы раздвигаются, обнажая сверкающие белые зубы. — Ты здесь, потому что я купил тебя, Анастасия Иванова. — Он отходит от кровати и подходит ко мне, его пальцы скользят под моим подбородком и приподнимают его так, что я вынуждена смотреть в его блестящие голубые глаза. — Ты очень красивая, — бормочет он. — И теперь ты моя.

ЛИАМ

— Итак, мы снова возвращаемся к заключению союза с русскими? Ты, черт возьми, издеваешься над нами? После того, как из-за твоего отца нас всех чуть не перебили итальянцы и русские за двурушничество?

Колин О'Флаэрти перегибается через стол, его зеленые глаза сверкают на меня, когда он опускает кулак на тяжелый дубовый стол, который служит местом встречи ирландских королей, в центре которого вырезан наш символ. За его возмущенными словами следует гул согласия. Однако, заметно отсутствует один голос, человека, который должен быть на противоположном от меня конце стола, обозначающий его положение как второго по рангу семьи в иерархии Королей.

Грэм О'Салливан.

Его отсутствие само по себе является заявлением, с которым, я знаю, мне придется быстро разобраться. Проблема не в самом Грэме, мне достаточно нравится Грэм О'Салливан, даже если временами он может быть упрямым и твердолобым старикашкой. Но все они старше пятидесяти, и это большинство мужчин за этим столом. Большинство из них старше меня как минимум на тридцать лет, что затрудняет руководство ими. Трудно отдавать мужчинам приказы, когда они видят, что у меня все еще мокро за ушами. Трудно заставить их уважать меня, когда они даже не ожидали, что я займу место во главе стола после смерти моего отца.

Черт возьми, я нихуя этого не хотел.

Это должно было достаться моему брату, Коннору Макгрегору. Но он бог знает где, мертв или разгуливает по родине, и, черт возьми, меня больше не волнует, кто это. Или, по крайней мере, это то, что я говорю себе, потому что единственными другими вариантами являются гнев или скорбь, злость на то, что он оставил меня в таком беспорядке после дерьма, которое устроил наш отец, или скорбь от того, что мой брат, безусловно, почти потерян для нашей семьи навсегда. Гнев — это отвлечение, которое я не могу себе позволить, а горе ослабляет человека. Слабость — это еще одна вещь, которую я не могу себе позволить, не тогда, когда другие Короли ждут возможности доказать, что я не гожусь руководить нами, чтобы они могли поставить кого-то из своих сыновей на мое место. Что возвращает меня к Грэму О'Салливану и причине, по которой его отсутствие является одновременно проблемой и последней гребаной вещью на этой земле, с которой я хочу иметь дело.

Я должен жениться на его дочери, Сирше О'Салливан. Я достаточно хорошо знаю, что ни один мужчина за этим столом не понимает, почему я не подписал контракт о помолвке своей собственной проклятой кровью, если это то, что нужно, чтобы жениться на ней. Сирша — редкая красавица, воспитанная для того, чтобы стать женой высокопоставленного члена нашей семьи, идеальной парой для меня во всех отношениях. Для меня слишком хороша, если вы спросите ее отца, но он все равно предложил мне ее руку, потому что это выгодно нам обоим.

Женитьба на Сирше укрепила бы мое место во главе королей, обеспечила бы союз с единственной другой семьей, которой никто здесь не посмеет бросить вызов, и дала бы семье О'Салливан, так сказать, постоянную связь с троном. Мой наследник будет носить мое имя, но в его жилах будет течь кровь О'Салливанов, и это важно.

То есть, если я женюсь на Сирше.

Отсутствие Грэма означает, что договоренность в опасности. И я знаю, что мне следует беспокоиться об этом больше, чем я беспокоюсь. Я, конечно, не должен думать о девушке, находящейся на другом конце света, девушке, к которой у меня с самого начала не должно было возникнуть ничего, кроме мимолетного интереса, девушке, местонахождение которой я сейчас даже не знаю. Анастасии Ивановой.

— Я поехал в Россию, чтобы посмотреть, что можно сделать, чтобы наладить отношения с Виктором Андреевым, — твердо говорю я, кладя руки на стол и оглядывая собравшихся мужчин, мой взгляд наконец останавливается на Колине О'Флаэрти. — Он заключил союз с итальянцами. Он и Лука Романо преломили хлеб и договорились о перемирии, краеугольным камнем которого стала женитьба Виктора Андреева на вдове