Присвоить любовь - Кэмерон Харт Страница 3

Моя женщина застывает, каждый мускул в её теле напрягается, когда она с трудом сглатывает. Мне это не нравится. Ни у кого не должно быть такой физической реакции на своего родителя. Я подавляю рычание, застрявшее у меня в горле. Он мне уже не нравится.

— Джордан, — выпаливает он.

Она втягивает голову в плечи и закрывает глаза, словно ожидая, что он сделает ей выговор.

— Иди в подсобку и закончи регистрацию нашего последнего заказа.

Она приоткрывает один глаз и смотрит на меня извиняющимся взглядом. Я ободряюще улыбаюсь ей, вместо того чтобы перепрыгнуть через прилавок и ударить её отца по лицу. Это не помогло бы ситуации. К тому же, у меня такое чувство, что это отпугнуло бы мою и без того застенчивую девочку. Я не могу этого допустить. Только не сейчас, когда я только нашёл её.

Я ловлю на себе суровый, неодобрительный взгляд Грегга, когда он окидывает меня взглядом. Я киваю ему, хотя мне хочется отшить его.

Кассиану не терпится убраться отсюда, а Джордан — скрыться из виду, и я решаю, что пора уходить. Выходя из «Хозяйственного магазина Грегга», я уже планирую свой следующий визит. Ни за что на свете это не будет последней моей встречей с Джордан.

Глава 2

Джордан

Я накладываю на тарелку остатки яичных белков и овощной омлет и выхожу из кухни, чтобы подать отцу завтрак. В прошлом месяце доктор посоветовал ему отказаться от жирной пищи и красного мяса, но он придерживается диеты только тогда, когда готовлю я.

— Опять эта еда для кролика, которую ты пытаешься выдать за съедобную? — ворчит он, когда я передаю ему тарелку. Я хмурюсь, а он закатывает глаза. — Я просто шучу. Знаю, ты пытаешься позаботиться обо мне, но я не понимаю, почему бы мне не съесть хотя бы немного бекона с яичными белками. Или стейк с брокколи, запеченной в духовке. Я питаюсь таким образом уже более пяти десятилетий…

— И это видно по твоему сердцу, — говорю я, прерывая его хорошо отрепетированную тираду. Я уже практически выучила её наизусть, поскольку он чувствует необходимость высказывать своё мнение каждый раз, когда я готовлю полезное блюдо.

Мой отец что-то ворчит себе под нос, но продолжает есть свой завтрак. Упрямый человек.

— Я тут подумала, — начинаю я, покачиваясь туда-сюда на каблуках, стоя рядом с отцовским креслом.

Папа застывает на полпути, не донеся вилку до тарелки. Он медленно смотрит на меня, и я понимаю, что он мне не доверяет. Он никогда не доверяет. Хотя он бы сказал, что не доверяет не мне, а всем остальным. В любом случае, результат один и тот же — я одинока. Очень одинока.

— И что на этот раз? — спрашивает мой отец, восстанавливая свои двигательные функции.

Он доедает и откладывает вилку, его зеленые глаза устремлены на меня. Они того же изумрудного цвета, что и мои, но его взгляд затенен. В них читаются годы печали, усталости и беспокойства обо мне.

— Я подумала, что могла бы открыть магазин сегодня, пока ты немного отдохнешь. Ты совсем не сбавляешь темп с тех пор, как в прошлом месяце ходил на приём к врачу. Может быть, я могла бы начать открывать магазин самостоятельно, а ты мог бы присоединиться ко мне ближе к обеду, когда дела пойдут на лад.

— Я не знаю, милая, — отвечает он, используя ласковое слово, чтобы смягчить то, что наверняка будет плохой новостью. Я всё это уже слышала раньше.

— Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я хочу напомнить тебе, что мне уже двадцать один год. Большинство женщин моего возраста уже давно не учатся в колледже и живут самостоятельно.

Лицо моего отца слегка вытягивается, уголки его рта сочувственно приподнимаются. Его брови немного разглаживаются, а взгляд смягчается.

— Ты не похожа на других девочек твоего возраста, — произносит он мягким, но твёрдым тоном. — Ты особенная.

Моя рука инстинктивно тянется прикрыть неровные шрамы, ползущие по правой стороне шеи. Обычно я прячу их за своими длинными волосами, но я всегда о них знаю. Моя бугристая, уродливая, узловатая кожа тянется по диагонали через всю спину, начиная с правой стороны шеи и плеча и заканчивая левым бедром.

— Я не это имел в виду, — возмущается мой отец.

А что ещё я должна была подумать?

Однако я знаю, что лучше не говорить ему об этом вслух.

— Хорошо, — произносит он после минутного молчания. — Ты можешь открыться сегодня. Это не будет обычным делом, так что не привыкай к этому.

Я киваю, пытаясь подавить волнение. Возможно, кому-то другому это покажется незначительным, но то, что мой отец позволил мне выйти из дома одной и провести утро в магазине, — это здорово. Это самое независимое чувство, которое я когда-либо испытывала с тех пор.… ну, наверное, никогда.

— Спасибо, папа, — отвечаю я ему с улыбкой и стараюсь сдерживать свой энтузиазм, иначе он может заподозрить, что я что-то замышляю. Он всегда защищал меня, но в последнее время становится всё более параноидальным.

Я слоняюсь по кухне и гостиной, собирая всё, что мне нужно на день, в рекордно короткие сроки. Я не хочу, чтобы мой папа передумал.

Пятнадцать минут спустя я уже вовсю готовлюсь к открытию магазина. Мы живём по соседству с хозяйственным магазином, так что дорога на работу занимает меньше двух минут. Я пытаюсь подсчитать кассу, чтобы убедиться, что она всё ещё сбалансирована с момента закрытия прошлой ночью, но я всё время теряю представление о том, что я считаю и сколько там должно быть.

Мои мысли все время возвращаются к Хаксли, высокому, мускулистому мужчине с бирюзовыми глазами, от которого я не могла отвести взгляд несколько дней назад. На данный момент я сотни раз прокручивала в голове наш разговор. Я уверена, что произвела впечатление застенчивой, неуклюжей идиотки, но Хаксли был так добр ко мне. Я до сих пор не могу понять, что он имел в виду, когда сказал, что рад, что мы оба оказались в одном месте в одно и то же время и смогли встретиться.

Конечно, загорелый, подтянутый, как римский бог, мужчина со скульптурными формами не интересован во мне. С чего бы ему? Держу пари, что Хаксли просто от природы обаятельный человек. С его волшебными глазами и очаровательной улыбкой,