Иван Жагель - Состязание в непристойностях Страница 30

Неприятные мысли отвлекали Калачникова от разучивания нового танца, он пропускал команды тренера, двигался невпопад, не в такт с Вероникой. Мухамедшин, отчаявшись докричаться до Петра, в конце концов схватил его за руку.

– Что? – очнулся Калачников.

– Я тебя, е… твою мать, в двадцать пятый раз прошу, дай мне спину! – с раздражением повторил Аркадий.

Это означало, что Калачников должен был держать туловище прямо – ну, чтобы можно было вонзить копье в его темечко, а оно бы прошло через его позвоночник, опорную ногу и так далее. Петр попытался выполнить требования Мухамедшина, но последовал новый злобный окрик:

– Расслабь плечи!

– Как, и дать тебе спину, и расслабить плечи?! – огрызнулся Петр.

– Именно! – язвительно подтвердил тренер, испепеляя нерадивого ученика взглядом.

Но рассеянность Калачникова в этот день можно было объяснить не только жгучими мыслями о смысле своей жизни, но и еще одной серьезной причиной: впервые за последние несколько недель на танцевальной репетиции не присутствовала Волкогонова со своей безразмерной сумкой, в которой, помимо книг, косметики и прочей женской ерунды, лежала еще и аптечка. Не дай Бог что, Петра просто некому было сегодня спасать. Вот почему он невольно осторожничал, не выкладывался полностью, как того требовал экспрессивный Аркадий Мухамедшин.

С Волкогоновой Калачников не только не виделся, но даже не разговаривал по телефону с прошедшей пятницы. Если в субботу Петр всего лишь обижался на Марину из-за того, что накануне она выставила его ночью на улицу, и именно по этой причине не позвонил ей и не пригласил на вечеринку в автомобильном шоу-руме, то в воскресенье он был неприятно поражен, что она до сих пор не обеспокоилась его долгим молчанием. «Может, у нее самой какие-то проблемы, скажем, с ребенком?! А может, она тоже чем-то заболела?! – спрашивал он себя и с неприязнью отвечал: – Не суетись! Она прекрасно понимает, что я обижен, и показывает характер! Ну хорошо, посмотрим, у кого упрямства больше!»

Накрутив себя до предела, Калачников поклялся, что не будет звонить Волкогоновой до тех пор, пока она первая не позвонит ему и не извинится. Или она должна была хотя бы обозначить попытку к примирению. Однако напрасно он ждал инициативы с ее стороны – Марина словно испарилась. Петр постоянно проверял, не забыл ли мобильный телефон, включен ли он, брал его даже в ванную и туалет, но звонка от Волкогоновой так и не дождался. «Чертовы женские уловки! – говорил он себе. – В такие игры тебе, девочка, надо было играть с мальчиками в школе или в институте, но меня ты ими не проймешь, не на того напала!»

Ярость Калачникова была настолько сильной, что в понедельник он уехал на репетицию один. В отместку он даже хотел переспать с Вероникой, но потом решил отложить эту страшную кару до следующего раза. А вечером он все же не выдержал и набрал номер Марины.

– Ну и что все это значит?! – сухо поинтересовался Петр.

– О чем ты? – не поняла она или притворилась, что не понимает.

В принципе Калачников допускал, что Марина выставляет ночью всех своих любовников, но он-то был не всяким! И она должна была догадаться, что он оскорбился. Так что ее наивное удивление не что иное, как все та же примитивная женская игра.

– Почему ты оставила меня на репетиции одного? – продолжил он допрос.

– Ты же не позвонил мне – ни утром в понедельник, ни накануне. Вот я и подумала, что у тебя возникли другие дела и репетиции не будет.

– А ты не подумала, что со мной что-то случилось?! Неужели так трудно было самой поднять трубку?!

– Но с тобой все же ничего не случилось, ведь так? – сразу расставила она точки над i. – Иначе бы ты не смог так орать на меня!

Калачников чуть не задохнулся от гнева.

– Как это не случилось?! На репетиции я чуть не потерял сознание! – соврал Петр.

Он ждал, что Марина испугается, начнет расспрашивать его о характере боли, как она обычно делала, а может, даже просить прощения, но в трубке вдруг возникла тишина. А потом где-то вдалеке послышалось:

– Немедленно слезь с дивана! Я запрещаю тебе оттуда прыгать! Вот так, молодец, а теперь собери все свои игрушки… – И уже в трубку Марина переспросила: – Так о чем ты говорил? Прости, я отвлеклась: мой сын шалит.

Никаких сомнений не оставалось: на Калачникова ей было наплевать! С таким равнодушием, даже пренебрежением к нему давно уже никто не относился.

– Я сказал, что на репетиции мне опять стало плохо! – почти взвизгнул Петр, не замечая, что становится смешным. – Не исключено, что вместо того, чтобы звонить тебе сейчас, я лежал бы уже в морге!

– Думаю, ты достал бы меня и оттуда! – тоже нагрубила Марина.

Он давно уже заметил, что стоило на Волкогонову немного надавить, как она тут же отвечала в два раза сильнее, резче. Возможно, в данном случае сказывалось то, что Марина рано осталась без родителей и на защиту со стороны ей нечего было надеяться: обороняться она привыкла сама, всеми возможными способами, порой даже выходя за рамки допустимого.

От неожиданности Калачников бросил трубку и минут двадцать метался по квартире. Он говорил себе, что она не врач, так как врач никогда не позволил бы себе так обращаться с больным человеком, что она просто истеричка, что в его интересах немедленно порвать с ней, иначе все это плохо кончится. Однако потом Петр опять взялся за телефон и еще раз позвонил Волкогоновой.

– Ответь мне всего на один вопрос, – ледяным голосом попросил он.

– Постараюсь, – в тон ответила Марина.

– Скажи, все то, что произошло между нами в пятницу вечером, для тебя ничего не значит?

Люди, знавшие Калачникова, пришли бы в немалое удивление, услышав, как он добивается любовных признаний от женщины, а может, даже посчитали бы его больным.

– А для тебя? – задала она встречный вопрос.

После продолжительной паузы он внятно произнес:

– Для меня значит очень много.

Трудно сказать, чего в словах Калачникова было больше: искреннего чувства или желания все же сломить эту несносную гордячку.

– Я обещаю, что не пропущу больше ни одной твоей репетиции, а за прошлую можешь вычесть из моего недельного жалованья, – сказала Марина и положила трубку.

Вначале Калачников почувствовал себя счастливым, но, долго ворочаясь в постели, он не мог избавиться от мысли, что Волкогонова все же не извинилась перед ним, что из их первого крупного скандала она вышла победительницей.

Глава 13

– Он просто прелесть! – сказала Тамара Моргун своей подруге Розе Ибрагимовой, вместе с которой она смотрела по телевизору программу «Танцуют звезды».

Речь шла о Петре Калачникове, довольно лихо, без заметных ошибок исполнившем заключительную часть румбы и застывшем в эффектной позе, упав на одно колено перед своей партнершей. На экране крупно появилось его благородное лицо с увлажненным лбом, с прилипшими к вискам локонами и с горящими вдохновением карими глазами – он все еще не отошел от зажигательного танца, все еще был в образе.