Розалинда Лейкер - Эта сияющая земля Страница 30

Трое солдат ждали на лестнице. Мюллер велел одному остаться, а сам с остальными пошел к грузовику. Он сомневался, что получит такое заключение. Заглянув в кузов грузовика, он оглядел задержанных фермеров. Они сидели со связанными за спиной руками и смотрели на него с неприкрытой ненавистью. Вернувшись на переднее сиденье рядом с водителем, он приказал:

— Обратно в Алесунд. Поехали.

Час спустя машина вернулась. Теперь в ней находились сержант Мюллер с водителем и два солдата, между которыми сидел офицер-медик. Доктор с худым лицом, в очках, заработал репутацию врача, который без труда распознавал симулянтов. Когда машина остановилась на ферме Рейна, водитель быстро выпрыгнул и открыл перед ним дверь.

— Показывайте дорогу, сержант, — скомандовал доктор.

В доме наверху Джина н Джоана ждали их. Эдвард не спал и был готов к приходу врача. Он догадывался, что происходит что-то неприятное, и готовился к самому худшему.

— Они вошли в дом, — сказала Джоана, отбежав от окна. Встав рядом с Джиной, которая сидела на стуле около кровати, она положила руки ей на плечи. Они услышали топот на лестнице. Доктор едва взглянул на них, снял кожаное пальто и бросил его сержанту. Сев на стул, поставленный специально для него, он наклонился над Эдвардом, оттянул ему нижние веки, посмотрел белки глаз, пощупал пульс, потом задал обычные вопросы.

— Боли в суставах? Депрессия? Тяжесть в ногах? Всегда температура? Когда это началось? — Ему приходилось наклонять голову, чтобы слышать ответы Эдварда. Он покачал головой. — Те побои могли повлиять на ваше состояние. Сколько времени вы уже не встаете с постели? Так долго? Хм-м.

Он поднялся со стула и накинул пальто.

— Вы правильно поступили, что позвали меня, сержант. Если бы вы забрали его, то привезли бы труп.

— Так он остается?

— Да. Он скоро умрет. Его здоровье будет только ухудшаться.

Они с сержантом вышли из комнаты. Эдвард смотрел им вслед, он не удивился, услышав вердикт. Но он жалел Джину. Она наклонилась над ним, и он увидел слезы на ее щеках. Эдвард помнил ее плачущей только в первые дни замужества, когда она уехала из родного дома и тосковала по своей семье. С усилием он поднял руку и коснулся ее щеки, а она накрыла его руку своей ладонью.

Керен, вернувшись с соседней фермы, заметила отъезжающий от дома грузовик. Она отскочила в сугроб, чтобы дать ему проехать, и увидела в кабине сержанта, который выглянул из окна и пристально посмотрел ей в лицо. К их обоюдному удивлению, они узнали друг друга. Он повернул голову, глядя ей в след, а она побежала в направлении дома, не оборачиваясь.

Вбежав в дом, она крикнула:

— Что случилось?

Джоана, которая спустилась в гостиную, поднялась навстречу ей.

— Заходи и садись. Я все тебе расскажу.

Слушая ее, Керен сжала кулаки.

— Он не умрет. Я этого не допущу. Ради Эрика я сделаю все, чтобы он жил.

Она вскочила, чтобы бежать в комнату отца, но Джоана схватила ее за руку.

— Стой! Пока не ходи туда. Мама с ним.

Хотя девушка была настроена решительно, она села снова, ее руки нервно дрожали.

— Я узнала сержанта, который был здесь.

— Узнала?

— Его имя Карл Мюллер. Он долгое время жил в нашей деревне, когда немцев селили здесь по плану Нансена. Я не думаю, что он уехал бы из своей приемной семьи, если бы его овдовевший отец не женился бы снова и не забрал его домой в Мюнхен. Он писал мне какое-то время. В его письмах не было ничего романтического, как мне хотелось. Вместо этого он рассказывал, что фюрер мечтает, чтобы Германия стала великой. Каждое письмо было вскрыто, и на обратной стороне конверта стояла марка цензора. Нацисты не доверяли даже своим людям.

— Сколько тебе было лет, когда ты видела его в последний раз?

— Нам было по пятнадцать.

— Он узнал тебя?

— Да. Я в этом не сомневаюсь. Надеюсь, он живет далеко отсюда, и я никогда больше не увижу его. Когда-то он мне нравился, а теперь я ненавижу его.

Джоана никогда не слышала, чтобы Керен о ком-нибудь отзывалась так резко. Она разделяла мнение Керен и тоже надеялась, что никогда больше не увидит сержанта. Он уже и так принес в дом достаточно неприятностей.

Спустя три дня Карл Мюллер вернулся, приехав на мотоцикле. Джина открыла дверь и увидела его на пороге.

— Я здесь не по работе, фру, быстро сказал он. — Керен дома?

— Если вы не по работе, то можете не заходить в дом, — ответила она. — Если Керен согласится поговорить с вами, вы можете пообщаться на улице.

На его лице появилось суровое выражение.

— Если Керен откажется выйти, я могу воспользоваться своими полномочиями.

Джина с отчаянием подумала, что враги над всем имеют власть, она боялась за девушку.

— Я скажу ей, что вы здесь.

Он остался ждать на крыльце. Он замерз, пока ехал из Алесунда, сейчас дни были совсем короткие и холодные, а вечеру становилось еще холоднее.

Раньше ему бы никогда не пришлось ждать на пороге норвежского дома. В деревне, где жила Керен, он ходил вместе с ней в школу и знал ее дом так же, как тот, в котором жила приютившая его семья. Но он всегда хотел вернуться в Германию. Там была его родина. Возможно, тогда он и хотел иммигрировать, как делали многие, но это было еще до прихода фюрера к власти, который снова сделал немцев великой нацией, способной заставить дрожать весь остальной мир.

Он резко повернул голову, когда Керен вышла из дома, и вырвавшийся теплый воздух обдал его.

— Ты не изменилась, Керен. Я сразу узнал тебя.

Выражение ее лица осталось невозмутимым.

— Чего ты хочешь?

Он мог просто ответить, что одинок, что ему хочется женского внимания и он устал от жизни в казармах.

— Я только хочу иметь возможность снова поговорить с тобой.

— О чем?

— О старых временах. Ведь мы были хорошими друзьями. Разве это не причина, чтобы пообщаться? Мне так интересно узнать о каждом, кого я знал в деревне.

— Ты бы мог написать своим приемным родителям, после того как уехал, и узнать все, что хотел.

— Я писал несколько раз, но с тех пор, как я вернулся в Германию, моя жизнь круто изменилась, и часто совсем нет времени. — Он потянулся, чтобы взять ее за руки. — Мы можем пройтись? Ты замерзнешь, стоя здесь. — Она проигнорировала его порыв, тогда он подошел ближе. — У тебя нет причин злиться на меня. Я писал тебе.

Она начала спускаться по ступенькам, но остановилась.

— Злиться? Ты думаешь, меня волнует что-нибудь из того, что ты сделал или не сделал сто лет тому назад? А вот сейчас я ненавижу тебя за то, чем ты занимаешься.

Мюллер понял, что их хорошие отношения в прошлом не станут мостиком к восстановлению дружбы.