Невыносимое счастье опера Волкова - Алекс Коваль Страница 30

– Кулагина.

– Что? Почему ты смотришь на меня, как на полоумную?

– И… где же у него есть дочь?

– Так, – неопределенно машу рукой с кроссовком. – Ты шутишь что ли? Руслана…

– Эм, Нин, Руслана ему не дочь. Она его племянница. Дочь его старшей сестры Ольги.

Бдыщь!

Странное ощущение, будто меня только что хорошенько приложили головой о стену. Замутило, закружило и из реальности выкинуло. Чувство вроде и облегчения моментального, а вроде и чего-то непонятного. Сложного. Многоуровневого и запутанного. То есть не дочь? К такому я была не готова.

– Но он сказал…

– Сомневаюсь, что Вик такое тебе сказал. Знаю твой характер, скорее, ты сама себе это придумала и убедила себя. Но это не так. Ру – его племяшка, которая с ним уже плюс-минус пять лет живет, потому что матери не нужна, а родители Волкова – люди сложные, с ребенком не уживаются. И да, он любит ее до безумия, но своих детей у него не было, нет, и судя по тому, что он даже ни разу за десять лет не заводил серьезных отношений… не хочет он с другими, Тони.

Вот это приплыли. Я растерялась. Аж рука с кроссовком опустилась.

Белова права. Вик вчера ведь так и не ответил мне на вопрос о дочери. Ни да, ни нет. Предпочел гордо промолчать. Зачем? Чтобы что? Еще и в лице изменился, когда я у него прямо спросила про Ру. Но что за игры? Почему нельзя было сказать прямо и честно? Не понимаю!

Все это смерчем пронеслось в голове.

Обуться я так и не успела, все еще стоя в одном кроссовке, когда дверь в дом открылась. Судьба снова нос к носу столкнула меня с шагнувшим и загородившим дверной проем именинником.

Глава 9

Глава 9

Виктор

Открываю дверь, стоит. Вот совсем не удивлен, и сразу режим радушного хозяина врубаю, хотя осадочек после вчерашнего “расставания” до сих пор имеет место быть.

– Привет, конфетка, чего такая кислая? Девочки…

“Девочки” наперебой с днюхой поздравляют, а “конфетка” губы поджимает. Смотрит волком. Убивает своим осязаемым недовольством, как будто это я к ней вероломно в дом вломился, а не она ко мне. С трудом подавил порыв оглянуться, на тот ли участок я зарулил, хотя с головой у меня пока вроде бы лады.

– Не беспокойся, Виктор, я уже ухожу. Не буду тебе портить праздник.

Да я, собственно, еще и не успел побеспокоиться, а она уже молниеносно натягивает кроссовок и мимо меня проскальзывает. Ногами своими от ушей по ступенькам вниз перебирает. Сказать, что я охренел от таких скоростей армейских – ничего не сказать. Вот только чего опять-то бесится цаца?

– Что происходит? – спрашиваю у Беловой, плечами пожимает.

Да и Ру ничего не понимает, кричит Кулагиной вдогонку:

– Тони, ты куда? А торт есть? Он вку-у-усный!

Смотрю “соседке” вслед – глухо. Некрасиво, мадам Кулагина. Ой, как некрасиво ребенка игнорить. Пусть идет, может, оно и правильно. Рукой бы махнуть да забить. Пусть побыстрее свою задницу отсюда уносит, пока меня в очередной раз на ней не повернуло. Но не по-человечески это как-то. Блин!

– Из дома ни на шаг. Обе.

Вручаю бутылки Агате и закрываю за собой дверь, чтобы не подслушивали, партизанки. Нас обычно если клинит, то такими оборотами речевыми выстреливаем, что точно не для детских ушей Ру и нежных одуванчика Беловой.

Иду следом, догоняя “гостью”.

– Тони.

Ноль реакции.

Она в шортах коротких, джинсовых, явно из дома выскочила “на пять минут”, и эти шорты, капец, как офигенно смотрятся! Ягодицы, правда, почти голые, прикрыть хочется, спрятать от чужих сальных глаз. Но благо, тут пока только мои. Засмотрелся, ёшкин кот! А она, коза шустрая, уже за калитку схватилась, с участка почти выпорхнула. В последний момент за талию хватаю, от двери оттаскивая. Ласково. Да еще и интересуюсь так… любезно:

– Тормози. Куда так сорвалась, конфетка?

– Руки, Вик!

Дергается. Убираю руки да еще и поднимаю, для пущей убедительности.

– Все. Не рычи. Я с миром. Ты от меня стартанула, что ли, Кулагина? Так я вроде не кусаюсь.

– Меня здесь сегодня, на минуточку, вообще быть не должно было. Это все твоя сводница Белова вон в игры играет. Усмири ее, а? – нос морщит, так и чешутся руки ее по нему щелкнуть разок. – А то мы так и будем весь мой отпуск “невзначай” пересекаться, Волков. До тех пор, пока окончательно друг другу глотки не перегрызем.

– И что, прям даже с днем рождения меня поздравить не хочешь?

– Не горю желанием, если честно.

– Могла бы и соврать ради приличия.

– Могла бы. А ты ради приличия мог вчера правду сказать.

Ухмыляюсь.

– Доложили, значит?

– А ты думал? Сколько я в дурах прохожу?

– Я не собирался тебя в “дурах” держать, если тебе интересно. И, если уж на то пошло, я тебе не врал, конфетка. Я не говорил, что Ру моя дочь. Если ты помнишь.

– Но ты и не опроверг мою догадку, а значит, соврал.

– Я бы назвал это – умолчал.

– Да какая разница, Вик? Просто зачем было это делать?!

– Может, потому что мне стало обидно, не думала?!

– Что тебе стало обидно?

– У тебя был такой взгляд, как будто я побитой собакой тут ходить все десять лет должен был. Еще бы, хозяйка уехала, жить-то как?! А вот так, Кулагина! Спокойно жить. Да, детей и жены у меня нет, но ты удивишься, очевидно, в монахи я не подался и затворником не стал. Более того, жизнь моя не остановилась. Я как и все: сплю, ем, работаю и даже иногда развлекаюсь и не считаю, что совершаю что-то аморальное. Я свободен, Тони, и волен делать все, что мне заблагорассудится. И уж точно не тебе меня в чем-то упрекать! – выговорился. Дерганно взъерошил пятерней затылок. Выдохнул. Эта тема мне всю ночь мозг взрывала. Только озвучил – отпустило.

– Да