Невыносимое счастье опера Волкова - Алекс Коваль Страница 31

– Конечно, зачем их вообще выяснять? Проще снова собрать чемодан и молча свинтить. Очень по-взрослому!

Молчит. Насупилась.

Я даю себе пару длинных-длинных секунд, чтобы укротить зашкаливающий рядом с ней адреналин. Так уж повелось, что она моим организмом воспринимается, как раздражитель, который надо перебороть. Гребаный вирус! Но сегодня звезды раком встали. Не хочу с ней ругаться и мериться упрямством. Наелся за сутки. Хватит! Хочу, чтобы как раньше, по-человечески, в одной компании. Тем более, почти всех гостей она знает, как бы не брыкалась, но Багрянцев и Белова когда-то были и ее друзья. Поэтому хоть один из нас должен быть вежлив и благоразумен.

– Ладно. Ругаться будем в другой раз. Оставайся, Кулагина.

– Что?

Такого она явно не ожидала.

– Что слышала. Перемирие? – на кой-то черт порывисто, по-детски тяну мизинец.

Тони смотрит на меня, как на умалишенного. Да, если бы она так сделала, я бы тоже подумал, что у нее кукушка съехала. По*уй. Пусть будет так. Сегодня мой день или как?

– Ты понимаешь, как это вот все будет нелепо выглядеть, Вик? – заламывает бровь упрямая краля. – Ты, я, мы… все разнесли, а тут теперь за одним столом торт есть будем, и улыбаться? Серьезно?

– Мы разнесли?

– Ой, вот только не надо! В расставании всегда виноваты оба. Да, точку поставила я, но шли мы к ней совместно!

Охереть. Дурацкая идея с мизинцем. И с присутствием Кулагиной тоже. Она каким-то снова невъе***ным образом умудрилась стрельнуть своими резкими словами прямо в ноющий пятак. Десять лет, а как вчера!

– Ты полагаешь, что если бы у меня была возможность не дать тебе сесть в самолет, я бы ею не воспользовался?

– И тем не менее ты меня не оставил.

– Я был в армии, Кулагина! – срываюсь. – Ты это знала и специально выбрала момент, когда я бы ни хера не смог сделать! Смоталась, бросив меня по СМС, как ты думаешь, как мне после этого служилось?

Наступаю. Машинально. Всего шаг, но коза даже не вздрогнула. Как задирала упрямо снизу вверх нос, с достоинством выдерживая мой взгляд, так и стояла, не шелохнувшись. Там, по-моему, вообще, всего на жалкие мгновения в глазах сожаление промелькнуло или какая-то другая, кроме бараньего упрямства, эмоция, но и ту она быстро задушила.

– Сдохнуть хотелось, вот как.

– У тебя, знаешь ли, тоже рыльце в пушку, Вик. Если бы ты хотел, ты бы мог меня найти! Я никогда не скрывалась, если что. Но за десять лет ты и пальцем не пошевелил, Волков.

– Найти? – переспрашиваю. – Серьезно? А зачем, Кулагина? Чтобы что? За шкирку тебя притащить обратно в Сочи, чтобы ты меня еще больше возненавидела? Для этого найти? Или бросить все и следом за тобой “златоглавую” покорять? Теперь давай честно, я тебе там был нужен?

Молчит. Хмурится. Губы дует. Красивая, зараза! Всегда была самой красивой. Всегда, черт возьми, взгляд к себе приковывала! Глаза эти шикарные, брови с дерзким разлетом, будто созданные, чтобы одним взглядом рты недовольных затыкать. И веснушки. Обожаю, блть, ее веснушки! А она их всегда ненавидела и за тонной тоналки прятала, дурочка. Вечно стремилась к какому-то гребаному навязанному идеалу, не понимая, что она и есть идеал! Спасибо хоть, что там в своей Москве новомодной херней свое лицо не напичкала. Натуральная. Вся. От и до. Даже губы ее. Я слишком хорошо их помню, чтобы обмануться. Ни капли “апгрейда”.

– Честно? Да, я хотела бы, чтобы ты бросил свое упрямство и приехал за мной Волков, – звучит тихо и с надрывом. Ба, да ладно, неужто эту каменную стену удалось пробить? Я смотрю, трещина по фасаду пошла. – Но у тебя всегда был слишком упрямый характер, и ты скорее сдохнешь, чем пойдешь на уступки, Волков.

Зашибись.

– Я всю молодость на уступки шел, Кулагина. Тебе и только тебе. Только тебе на х*й это было не нужно. Итог мы оба знаем. В любом случае я с тобой не ругаться тут вышел. Просто собирался пригласить на ужин, раз уж судьба глумится таким образом, что ты на мою голову свалилась именно в этот день. Только это и ничего более.

– Тогда давай просто сделаем вид, что соседний дом пустует. Что мы друг друга не видели и всего вот этого, произошедшего за последние сутки, не было!

Да, так было бы определенно правильно. Было бы. Я уже почти смирился и ее отпустил. И вечер, возможно, получился бы спокойный. Если бы тут к дому не подъехали сразу две тачки. Гости.

Тони оглядывается, а я отступаю от калитки, в которую хлынули опера с Багрянцевым. Шумно, гогоча на всю улицу поздравления, первый вваливается Герыч с лыбой во всю свою довольную рожу:

– О, Антонина, добрейшего вам вечерочка! – умудряется поклониться этот “джентльмен” прямо с ящиком пива. – Как ваше “ничего”?

– Герман? – лицо Кулагиной вытягивается. – А вы… ты… как это, Волков?! Вы знакомы, что ли? – на меня смотрит глазами огромными. А я, олень, и забыл, что это Герыч мою козу горную вчера подбирал на трассе.

Черт!

Тут разрулить не успеваю, как на территорию вваливается Багрянцев, не сдерживая своего восторга, на всю улицу орет:

– Да ладно?! Кулагина?! Да быть того не может!

– Е…Егор? Багрянцев?! – расплывается в ответной улыбке Кулагина.

Ну, конечно, мне-то улыбнуться у нее челюсть клинит. Бесит! И двух минут не прошло, а они уже обжимаются. Ну, все, Багр ее точно не отпустит. Так что конфетка может даже не надеяться отвертеться от ужина.

Но самое поразительное случается, когда на территории появляется Ларин. Взгляд “залетного” тут же отупело стекленеет и по ногам моей “гостьи” ползет. Я напрягаюсь.

– Антонина? Вот это встреча!

– Леонид? Крайне… – взгляд на меня, – …неожиданно.

А меня со своей стороны вдруг осеняет: этот командировочный на задницу Тони глазел в аэропорту. Кулак непроизвольно сжимается. Потом догоняет понимание того, что они и познакомиться успели. Тут, кажется, хрустит челюсть. Пока моя. Но к концу вечера, вполне возможно, что зубы пересчитывать