Светлана Полякова - Лестница на небеса Страница 32

Она пошла дальше и, только оказавшись уже возле дома, поняла, что ее так обеспокоило.

То черное. Смерть.

Смерть приблизилась почти вплотную.

Словно подтверждая ее мысли, где-то загудел поезд, и Мышке захотелось побежать, попытаться развести беду руками, но она знала — ей с этим не справиться.

Никогда ей с этим не справиться…

«Быть может, твоя легкая полуулыбка сохраняет меня живым… Я сам не знаю, зачем живу в этом мире. Тут раньше чего-то не хватало. Красоты. А потом появилась ты, но… Дальше как у Блаженного Августина. Я поздно полюбил тебя, Красота…»

Он перестал писать — к чему, все равно… Никогда он ей это письмо не отправит. Ничто и никогда не омрачит ее жизнь.

Во всяком случае, если это от него зависит, ни одна темная тень, промелькнув рядом, не осмелится коснуться ее.

В дверь позвонили, и он пошел открывать, ожидая увидеть кого-то из «бродяг».

— Мама? — На удивленном полу вздохе, словно в то время, когда он был ребенком. Покорным. Беззащитным.

— Привет, — сказала она, входя. — Ты не звонишь уже почти месяц… Вот я и прилетела…

Коснувшись его щеки губами, она прошла в комнату. Такая же, как всегда. Подтянутая, прекрасно выглядит, отметил он. Лет на тридцать, не больше…

— Я правда рад тебя видеть, — сказал он.

— Тогда поставь чайник… Ненавижу самолеты. Постоянное ощущение отрыва от земли, и как будто лишаешься защиты…

— У меня наоборот, — рассмеялся он. — Почему-то именно на земле я испытываю беспокойство и тревогу. Впрочем, ты права… Самолеты слишком тяжелые, чтобы дать полное ощущение свободы…

Она слегка усмехнулась, пытаясь скрыть за этой улыбкой свою тревогу и раздражение.

Он не изменился. Господи, сколько можно ждать-то? Она вспомнила, как еще вчера убеждала мужа, что все это — просто самоутверждение. Перебесится, в конце концов… Примет существующий порядок вещей, поняв, что ему не справиться… Появится женщина. Но теперь она начинала сомневаться в этом. А если и в самом деле — он просто болен?

— Стае, — тихо сказала она, испугавшись собственных мыслей. — Ты… Ты нашел работу?

— Да, — улыбнулся он. — Нашел. Как ты думаешь, откуда у меня эта квартира?

— Я думала, ты ее снимаешь…

— Нет. Я работаю. У меня очень хорошая работа, мне нравится…

— И кем же ты…

— Дворником, — улыбнулся он.

Она даже отшатнулась, глядя на него с ужасом.

— Ну да, — кивнул он. — А что в этом плохого, ма?

— Господи, Стае… Это ты меня спрашиваешь, что в этом плохого?

— Нормальная работа. Если я не могу заниматься тем, чем мне хочется, вполне нормальная… Всего три часа по утрам, нормально платят, и еще квартира…

— Стае! Я говорю о нормальной работе! В конце концов, ты же получил блестящее образование! МГУ!

— Ма, ты снова начала мычать. Ты же не корова… Ну и что мне прикажешь делать с этим твоим «м-г-у-у-у»? — Он рассмеялся. — Я, конечно, мог бы найти бочку и плавать по ней, как Стенька Разин по Волге. Но, увы, вряд ли кто-нибудь начнет оплачивать мои вояжи туда-сюда. Признайся, что философское образование до безумия нелепо. Как будто можно почесть философию профессией…

— А дворник?

— Дворник — это профессия, — лаконично отозвался он, разливая чай.

— Именно так ты видишь свое будущее…

— Я его, честно говоря, вообще не вижу…

— Оставь свой дурацкий экзистенциализм…

Ма, при чем тут это? Я просто сказал, что не вижу смысла заботиться о химере. В конце концов, Господь сказал, что Он сам позаботится о лилиях, которые не прядут… И знаешь, иногда мне кажется, что именно так и есть. Как бы Он снимает с себя заботу о тех, кто слишком уж заботится об этом самом будущем… А если его и в самом деле нет? Только настоящее… А ты тратишь это самое настоящее на такие химеры, как зарабатывание денег. Или там всякие накопления… Жажда власти, денег… Это все такие глупости, ма! Я думаю, люди, которые думают только об этом, просто несчастные существа! Потому что они, наверное, и слыхом не слыхивали про счастье. Вот им и кажется достижение каких-то там высот счастьем. А на деле… — Он махнул рукой. — Чай будешь? Ты же хотела…

— Наверное…

Он видел, что она расстроена.

— Ма, — тихо сказал он, опускаясь перед ней на колени и беря ее за руки. — Я тебя очень люблю. Просто иногда я не могу понять, зачем тебе это нужно — прятать свое лицо за маской… У тебя такое прекрасное лицо… То, настоящее. Такое не похожее на другие лица… А ты накладываешь гору косметики только затем, чтобы походить на окружающих тебя… Чтобы не выделяться. Так безопаснее, да?

Она едва не кивнула, повинуясь безотчетному порыву признать его правоту. Нет, это невозможно…

— Стае, — тихо заговорила она. — Я просто старею… И право же, все женщины пользуются косметикой. Чтобы лучше выглядеть.

— Я не понимаю зачем. Ты куда лучше выглядишь без боевой раскраски. Просто так кем-то положено. Надо быть похожими…

— Давай оставим эту тему.

— Давай, — согласился он. — Тем более чай остывает…

Она все-таки собралась с силами, чтобы сказать ему то, что должна сказать. Попытаться вернуть его… Хотя, видит Бог, это невозможно…

— Стае, как же быть отцу?

— А что, собственно? Я даже на расстоянии причиняю ему неудобства? — остановился он, обернувшись.

— Представь себе, что он должен говорить… Что его сын работает дворником?

— Ах, вот в чем дело, — рассмеялся он. — Ну, здесь мы квиты. Мне, знаешь ли, тоже неприятно признаваться, что мой отец… работает гэбистом.

У Ленки нестерпимо кружилась голова. Мысли путались, и она даже не пыталась привести их в порядок.

И отчего-то она разозлилась на Виталика, даже тошно ей стало, потому что этот козел всегда так пялился на Краснову, как никогда — на Ленку. И вроде бы не было ей особого дела до этого урода. Но все равно обидно…

— Чего ты к ней пристал? — спросила она, отпивая из бутылки новый глоток.

— Кажется, тебе хватит, — сказал Костик, пытаясь отнять у нее бутылку.

— Чего? — Она прижала к себе бутылку и прошептала: — Милая моя бутылочка… Нас хотят разлучить.

— Тогда не пори чушь, — сдался Костик. — С чего ты взяла, что…

— Я. Взяла. Я… — Она захохотала неожиданно громко. — Я взяла. С ума сойти… Он же всю дорогу пялится на эту Краснову, как будто в жизни ничего интереснее не видел!

— Отстань, — поморщился Виталик. — Отстань, слышишь?

— Ты просто ее трахнуть хочешь… Хочешь?

Он не ответил.

— Только вот незадача, — не унималась Ленка. — Хочешь, я тебе расскажу, за что ее чуть не выгнали в восьмом классе? Представь себе, идет наша Зинаида и видит, как Краснова сидит себе на лавочке перед домом, и ее невинные такие ручки лежат в руках вполне взрослого дяденьки… А ее невинные глазки смотрят целенаправленно в его глаза… Такая чудесная картина, что Зинаида дара речи лишилась… Вызвали эту вашу ходячую невинность на педсовет, а она возьми там и ляпни: «Не ваше это дело!» Если бы не Зоя, директриса, ее бы уже давно в школе не было. Отправилась бы вместе со своей подругой Мариной доучиваться в вечерней школе… Так что, если ты ее собрался невинности лишать…