Анна Джейн - Белые искры снега Страница 33

С Матильдой мы пообщались минут тридцать, не более — у нее были какие-то важные дела, и вместе с губернатором она должна была срочно вылетать в какой-то отдаленный от города район, она передала мне подарок — как всегда, деньги в простом белом конверте, которым, если честно, я очень обрадовалась — после вчерашнего у меня их почти не осталось, да и хотелось оплатить часть штрафа Ранджи. Поспрашивав, как мое самочувствие, дела и успехи в университете, Матильда вдруг сказала:

— Ах, да, девочка. Нам нужно кое-что обговорить. У меня к тебе есть, — она задумалась, подбирая слова, — пожелание, — наконец, вымолвила крестная.

— Какое же? — удивилась я.

— Я хочу, чтобы твое образование было полным.

— Полным? — удивленно спросила я крестную.

— Полным. Ты учишься на пятом курсе, и, когда закончишь его, получишь диплом специалиста, так? — спросила она.

— Так, — подтвердила я, не совсем ее понимая, но на всякий случай добавила. — Красный диплом.

— Знаю. Но я хочу, чтобы ты была не просто специалистом, а кандидатом наук, — сказала Матильда и внимательно глянула на меня. — Ты думаешь, что не сможешь сдать экзамены в аспирантуру?

— Да я вообще никогда не думала о том, чтобы учиться дальше, — честно сказала ей я. — Я хотела просто пойти работать и все.

— Ты будешь учиться и работать. И я, естественно, буду помогать тебе. Думаю, Ирина была бы в восторге, если бы знала, что ты не просто закончила университет, а стала кандидатом наук. Уважаемым человеком. — Слово „уважаемым“ крестная подчеркнула.

Она никогда не использовала имя мамы, чтобы манипулировать мною. Она вообще никогда не манипулировала мною, и тогда мне показалось, что Матильда действительно желает мне лучшего. Я, если честно, была в некоторой растерянности, и ничего внятного сказать крестной не могла.

— Я подумаю, — сказала я негромко. — Просто я хотела полностью заняться журналистикой, понять, смогу ли я…

— Быть как Инесса Дейберт, я знаю, — оборвала меня крестная. — Знаю-знаю. Она, между прочим, кандидат экономических наук.

Я кивнула — а ведь, действительно, женщина, на которую я пыталась ровняться, тоже закончила аспирантуру и меня это немного вдохновило.

— Я подумаю, Матильда, — сказала я, почему-то вспомнив отца. Он-то кандидатом никаких наук не был. В их семье вообще не было людей науки и искусства. Зато рождались первоклассные бизнесмены и отменные стервы.

Женщина, сегодня облаченная в белый, как снег за окном, деловой костюм, хмыкнула, словно поймав мои мысли.

— Ладно, девочка, мне пора. Иди первой. И не раздумывая, соглашайся. Ты ничего не теряешь. А я буду помогать тебе.

Я кивнула, попрощалась с ней, еще раз поблагодарив за подарок, и направилась привычным маршрутом к лифту. Оглянувшись, я увидела, как Матильда с кем-то разговаривает по телефону и держит в руке тонкую длинную сигарету и поняла вдруг, что многого о ней все же не знаю. Например, при мне она ни разу не курила.

В лифт, большой и зеркальный, с сенсорными кнопочками, отделанный натуральным деревом, я вошла вместе с двумя весьма представительными дядечками в черных костюмах и с дорогими галстуками на плотных шея, на которых в электрическом свете блестели запонки то ли из серебра, то ли из платины. В руках обоих были кожаные портфели — такой портфель наверняка стоил больше, чем весь мой гардероб вместе взятый. Один из мужчин, совершенно седой, и с симпатичным лицом, сохранившим следы былой красоты, рассказывал приятным тембром что-то о приближающемся падении цен на какие-то важнейшие акции, а когда вскользь глянул на меня, стоявшую в сторонке и обеими руками державшую перед собой сумочку, то его брови — в отличие от волос темные, почти черные — чуть удивленно приподнялись. Договорив мудрёную фразу о котировках на акции, седовласый, кивнув в знак извинения своему спутнику, вдруг обратился ко мне:

— Простите, девушка, но вы случайно не Реутова… — Дальше он даже договорить не успел.

— Нет, — перебив мужчину, что мне не свойственно, ответила я куда более резким тоном, чем того требовал элементарный этикет. — Нет. У меня другая фамилия.

Брови мужчины, так хорошо разбирающегося в акциях, вновь поднялись, выражая удивление, и в ту же секунду опустились.

— Тогда прошу прощения, — озадаченно сказал седой. — Не хотел потревожить вас. Вы очень похожи на дочь моего приятеля. — И он вновь повернулся ко второму мужчине, который тоже на меня теперь смотрел — только не удивленно, а, скорее, озадаченно. Так смотрят на только что принесенный горький ристретто, выглядевший в своей чашке демократично просто, когда как заказывал у официанта сладкий гляссе с воздушными взбитыми сливками и мороженым,

— Анатолий Иванович, ты что, — удивленно и негромко сказал второй мужчина в темном деловом костюме, — ты разве не видел дочь Реутова? Как ты умудрился перепутать столь разных девушек? — еще тише спросил он и, кажется, развеселился. Наверное, подумал, что его друган по-тихоньку стареет умом.

— Молчи уж, Валентин Яковлевич, — строго посмотрел на него тот, кто пристал ко мне с таким глупым вопросом. — И не смущай девушку.

Кажется, он хотел вновь обратиться ко мне то ли с вопросом, то ли с очередным извинением, как дверь открылась, и я тут же вышла из лифта, чувствуя, как мне в спину смотрят. Последнее, что я слышала, было то, что Анатолий Иванович заметила, что „вообще-то, у Реутова несколько дочерей“.

Отойдя подальше от лифта, я решила, что в таких местах, где полным полно людей, у которых одна только машина стоит, как у нас вместе все квартиры на лестничной клетке, нужно быть осторожнее.

Из этого огромного здания, гордо возвышающегося над всеми остальными и сверкающего своими холеными прямоугольными боками под декабрьским изумительно теплым солнцем, я вышла с двойственным чувством.

С одной стороны я была рада — рада тому, что вновь встретилась с крестной, которая благородно не забывает про свой долг. Пред свой подругой юности. И ее материальная поддержка меня действительно, выручает. А то, что Матильда рассказывает о маме, является для меня очень ценным — никто больше никогда и ничего не рассказывал мне о ней.

А с другой стороны, из-за встречи с Матильдой я была в смятении — новоиспеченная крестная каким-то образом внесла в мою душу сумбур, затронув самые тайные струны моей души. Почему она хочет, чтобы я была кандидатом наук? Она так пытается помочь мне подвинуться в жизни? Я сама никогда не думала о том, чтобы продолжить образование, но и отказать ей я не могу. Это не просто. И я попытаюсь объяснить, почему.

Она знала мою маму, была ее подругой — не зря ведь та успела сделать ее моей крестной, прежде чем отправиться туда, где никогда не бывает холодно. Она видела ее, общалась с ней, дотрагивалась до нее, слышала ее смех и голос, знала привычки, но почему-то не стала всего рассказывать мне. Матильда была единственным человеком, кто связывал меня с жизнью моей мамы. Единственным человеком из моих родных, кто не говорил о ней плохо, или вернее, вообще говорил о ней, хоть и скупо, но рассказывая кое-что о детстве и юности. Я не могла просто так взять и отказать крестной. Да еще и эти дядьки в лифте.