Бог Ярости - Рина Кент Страница 34

— Пришел посмотреть, как ты играешь, но сейчас наблюдаю нечто совершенно иное. Я четко помню, что говорил тебе разобраться с ней, не так ли?

Он пытается оттолкнуть мою руку, но в этот момент ему гораздо проще убить меня, чем заставить отпустить. Я украдкой смотрю на пальцы его левой руки: все пять из них заклеены пластырем. Он не сказал мне, как поранил их, сколько бы я ни спрашивал, но хорошо, что они заживают.

— Николай… — его тон не такой язвительный, как обычно. Он умоляющий, испуганный. — Тебе нужно уходить. Через несколько минут менеджер придет встретиться с нами, и я не могу…

— Что не можешь? Допустить, чтобы он увидел, как тебя зажимает в углу другой парень? Тебя это пугает, всемогущий Кинг?

— Пошел ты, — усмехается он, и слова стекают с моей кожи, как афродизиак.

— Ты знаешь, что меня заводит, когда ты так говоришь.

Его глаза чуть расширяются, и он толкает меня в грудь. На этот раз роли поменялись местами, и на мне футболка, а он полуголый.

Когда я не делаю ни малейшего движения, чтобы уступить ему хоть дюйм, он испускает долгий, мучительный выдох.

— Просто… уходи.

— Скажи мне, почему ты все еще с этой шлюхой, и я уйду.

Он хмурит густые брови, и я вижу ярость, пылающую за его обычно холодными глазами.

Брэндон Кинг — воплощение хорошего мальчика. Весь такой чопорный, правильный и добрый. Он улыбается всем шуткам, какими бы банальными они ни были. Он проверяет людей вокруг себя, чтобы убедиться, что они не предоставляют для него угрозы.

Он играет в лакросс. Любит послеобеденный чай. По выходным работает волонтером в приюте для животных. Жертвует свои картины различным благотворительным организациям. Участвует в марафонах ради разных целей. За права женщин. Против рака. В поддержку психического здоровья. За защиту животных, подвергшихся жестокому обращению. Борется за защиту окружающей среды.

Допустим, он борется за все. Попросите его выступить в защиту бедного червяка, застрявшего под землей, и он с радостью согласится.

Но вот что я давно подозревал. Это образ. Я не говорю, что ему наплевать на все это, но он использует свой имидж в качестве камуфляжа. Опоры.

Он подавляет, борется и сопротивляется.

Но против чего? Я не уверен.

Вот почему я становлюсь чертовски диким всякий раз, когда он вырывается из навязанных ему оков и позволяет проявиться своей истинной сущности.

Он все еще мудак, но, по крайней мере, не притворяется.

Я хотя бы могу увидеть его настоящего.

Например, как сейчас.

— Почему я до сих пор с ней — не твое дело. Я — не твое гребаное дело, Николай. То, что случилось той ночью, произошло потому, что я был пьян. Ты сказал, что я могу винить тебя, так что именно это я и делаю, и говорю тебе оставить меня в покое.

— Но я не хочу.

— Ты чертов мазохист?

— Обычно нет. На самом деле, некоторые могут сказать, что я полная противоположность, но я готов ждать, пока ты одумаешься.

— Ты слышал хоть слово из того, что я сказал? Я не хочу иметь с тобой ничего общего, черт возьми.

— Скажи это еще раз и серьезнее, — мой рот оказывается так близко к его рту, что я чувствую нотки мускуса и мяты, срывающиеся с его губ в прерывистом дыхании. — Если только… ты не можешь?

Он смотрит на меня снизу внизу вверх и в его кораллово-голубых глазах столько жара, но он не отталкивает меня.

Вообще нет.

Брэн мог бы наброситься на меня, но от одного моего присутствия у него перехватывает дыхание. Его грудь вздымается и опускается в быстром ритме.

Должно быть, именно поэтому он старался сохранять дистанцию между нами, когда мы бегали. Он знал, что если я подойду ближе, то для него все будет кончено.

Поэтому я прижимаюсь грудью к его груди. Твердые мышцы прилипают к моим, и стук его сердца смешивается с моим собственным.

Какого черта этот человек делает со мной?

Почему я не могу оторваться от него? У него кровь ведьмы? Он что, состоит из гребаных наркотиков?

— Ты — гребаный кошмар, — бормочет он, его горло дергается под моими пальцами.

— Твой кошмар.

— Я ненавижу тебя.

— Неправда.

— Ты чертов псих.

— Из-за тебя, — шепчу я ему в губы и впиваюсь в них с гортанным стоном.

Он не отстраняется. Не отворачивает лицо и не делает вид, что ему неприятно такое внимание.

На самом деле все происходит с точностью до наоборот.

Его ресницы трепещут по щекам, когда он стонет, и я поглощаю этот звук полностью. Съедаю его до дна.

Проглатываю его целиком, но больше всего я причиняю ему боль. Зубы стукаются, языки борются, а губы сталкиваются.

Господи-блять-твою-мать.

Я фантазировал о его вкусе с прошлой недели. Каждое утро, день и вечер. Каждую чертову секунду каждого гребаного дня, все, чего я хотел, — это снова ощутить его вкус.

Но я не хотел пугать его или заставлять убегать. Впрочем, сейчас мне абсолютно наплевать на такую возможность.

Я впитываю его целиком, исследую, пирую, абсолютно утопая в его гребаном рту.

У него вкус меда, мяты и ебаной зависимости.

Я провожу языком по его губам и получаю в награду его напряженные соски. Цветок лотоса целует меня так же остервенело, как и я его, а пальцы задирают нижнюю часть моей футболки, чтобы прижать меня к его обнаженному торсу.

Я зажимаю его нижнюю губу между зубами и покусываю кожу, пока он не начинает хныкать, вздрагивать и чертовски трястись рядом со мной.

Дай мне еще.

Еще.

Блять, еще.

Я упираюсь своей бешеной эрекцией в его шорты, и, конечно же, он твердый.

Из-за меня.

Снова.

Привет, Сатана. Это рай в аду? Потому что я мог бы остаться здесь навсегда.

— Ты так чертовски возбужден для того, кто утверждает, что не хочет иметь со мной ничего общего, — говорю я ему в красные, припухшие губы. — Ты и сейчас не пьян.

— Прекрати прикасаться ко мне… — выдыхает он, даже когда его рот, кажется, преследует мой. — Я бы так поступил с любым. Это называется физической реакцией.

Этот гребаный мудак. Клянусь, он сам напрашивается на то, чтобы его ударили.

Я скольжу языком по его шее и сильно кусаю его адамово яблоко, а потом так же сильно сосу, возвращая ему засос, который он прятал целую неделю.

— Прекрати… — он ворчит, упираясь локтем мне в грудь.

Только он не прикладывает к этому никакой силы.

А я не прекращаю.

И определенно не слушаю