Эллина Наумова - Постель и все остальное Страница 35

«Ему что, на космический туризм не хватает? Желает, чтобы на Эверест отнесли на носилках? Скинемся, если вопрос жизни и смерти, – начал раздражаться Арсений. – В Ирининых вчерашних слезах мужского было больше, чем в его попытке быть загадочным и отстраненным».

«И я каждый день истово ждал, что мечта исполнится. Много усилий прилагал, терпел и верил. У меня появились деньги, квартиры, загородный дом, да зачем перечислять. Но я безо всего этого обошелся бы. А без той мелочи, безделицы по сравнению с остальным – нет. Повторяю, я ждал, активно борясь. И вдруг мне исполнилось сорок. И ничего уже не будет. Поздно…»

Арсений вспомнил глухие, но упорные слухи о том, что друг бездетен и перенес множество тяжелых дорогостоящих операций, чтобы продолжить род. Значит, это правда? А толку нет и врачи вынесли приговор? Так надо искать подпольного специалиста по клонированию. Или взять из детдома младенца со своей группой крови. Сейчас генетики подберут любому ближайшего родственника. Александр не видит просвета, но это не значит, что его нет.

«Честно говоря, еще с год можно было обманывать себя. Но я не захотел. Вспомнил про чудо. Стал истово молиться. Постился. Каялся. Энергетически разряжался полностью. Чуть сума не сошел…»

– Ты уверен, что не сошел? – вслух буркнул Арсений. В нем неприлично и остро разгоралось любопытство – что это за мелочь и безделица, ради которой стоит истязать себя в двадцать первом веке? Утомили неофиты. Во всех религиях одни методики общения с Абсолютом, как его ни называй, и один принцип – руководство наставника. Не лезь вглубь без учителя. Нет, сами идут на штурм омута. Пачками себя гробят. Самому можно мыслить. А в область сверхъестественного вводят за душу праведники. Что делать? Интересно, возьмется за него мамин духовник? Надо спросить.

«С каждой минутой пустота становилась все явственнее. Там, где у других был путь, у меня не было ничего. Бог не отозвался. Ни звуком, ни видением, ни намеком. Даже мой мозг не соизволил выдать какую-нибудь утешительную галлюцинацию. Но ведь когда-то Он отвечал на мои неумелые, торопливые молитвы, реально помогал! Я перетряс весь свой опыт. И увидел, что всякий раз, попросив Его о чем-то ночью, утром сам развивал бурную деятельность. Вера в Него не давала опускать руки. Иногда я переламывал обстоятельства, иногда кто-то другой ошибался в мою пользу. Так все и шло, я знал, что Он со мной. Только в одном я был абсолютно бессилен. Только в одном полностью зависел от Его милости. А Он равнодушно глядел на мои страдания. И я подумал, что мы слышим тех, кто не подох от голода, не был убит в войну, не погиб в катастрофах, не потерял детей, излечился от болезней. Они светло плачут и благодарят Бога. Но миллионы сдохли, погибли, потеряли и не излечились. Они ничего не расскажут. Что, все они как-то необыкновенно грешили? И разве они не плакали кровавыми слезами, молясь?..»

Арсений поморщился – еще один Колумб, стремясь в Индию, открывает Америку. Можно подумать, что раньше, когда его желания исполнялись, никто не страдал от богооставленности. Захотелось прекратить чтение. В конце концов, на эту тему попадались и более зрелые рассуждения. Но когда-то он битый час рассказывал другу об особенностях своей кинематографической памяти. Вряд ли это было интересно. Александр же слушал, потому что Арсению нужно было выговориться. Придется отдать долг. Он тронул мышку и облегченно выпрямился – один короткий абзац, и на волю.

«Я вспомнил, что в Евангелии открытым текстом говорится про меня. Есть злаки, посеянные Богом, а есть плевелы, высаженные врагом. Растут в одной земле, в общем воздухе, под одинаковым дождем и солнцем. Но первые от рождения призваны плодоносить, а вторые – нет. От рождения! Я плевел, и Бог меня попросту не знает и знать не желает. Он любит только своих избранных. Остальные обречены. Но я из тех обреченных, кто любит Его. Зачем мне жить? Чтобы есть, пить, испражняться, работать, совокупляться? Надоело. К чему я пришел? К тому, что реальной жизнь и любовь делает иллюзорный бог. А если его нет, то реальность превращается в иллюзию. Простите за все. Прощайте. Господи, всего миг, и этот кошмар кончится. Пусть начнется следующий, но только другой».

От неожиданности Арсений поперхнулся. Мысленно комментируя отрывки, он едва не упустил главное – Александр грозился покончить с собой. Чушь. Кризис веры – не повод для самоубийства. Или повод? После сорока ряд друзей Арсения поредел. Двое умерли от инфаркта, один погиб в автокатастрофе. Но никто не додумался убить себя сам. И почему? Чуда лично для Александра не устроили? А уж как он просил! Невероятно. Надо позвонить людям, которым друг пожелал здравствовать, выяснить, в какую больницу его отправил тот, кто первым открыл свой почтовый ящик. В котором часу этот ненормальный разослал прости-прощай? В полдень? Выбрал час! Знал ведь, что все днем пашут и в собственные компьютеры заглянут толь ко вечером. Необходимо выработать какой-то общий план, прежде чем искать этого горе-монаха. Не в морге же он в самом деле прохлаждается.

Арсений взялся за телефон. Кто-то еще не заходил в почту, кто-то, как и прочил Александр, не дочитал бредятины и, хохотнув: «Проспись», занялся другими сообщениями. Наконец, один осторожно предположил – что-то неладно, мобильный Сашки выключен. Все зашевелились и через десять минут выяснили: друг застрелился в половине первого у себя в офисе. Начали перечитывать письмо и угнетенно обсуждать, задействовав по несколько сотовых каждого, почту и скайп. Легкомысленных не нашлось, потому что все знали: деньги защищают от многого и многих, но не от самого себя. Вердикт вынесли единогласно – при всем уважении к заявлению покойного о невозможности бездуховного существования, до пули в висок его довела мерзавка Галка. Но ее надо поддержать дружбы с Александром ради.

– Тогда я отцу сообщу, он Сашку любил, и пойду к ней, – сказал Арсений. – А вы подтягивайтесь по мере возможности.

– Крепись там, – напутствовали его. – Но можешь кого-то из нас дождаться, вдвоем безопаснее. А лучше втроем. Бешеная же.

– У нее горе, наверняка присмирела, – заступился Арсений.

– Горбатую могила мужа не исправит, – непримиримо сказали друзья.

Оставалось это проверить. Но сначала Арсений позвонил папе. Евгений Владиславович искренне расстроился. А узнав о самоубийстве, посуровел:

– Если бы каждый Богом забытый себя уничтожал, человечества давно не было бы.

И сообщил Арсению, видно в назидание, что у всех болит. Очень сильно. Часто. И надо выстоять, переупрямить обстоятельства. Избитое, но единственно верное – ни шагу назад. Только так делаются сильными, только так становятся матерыми.