Татьяна Туринская - В погоне за облаком, или Блажь вдогонку Страница 35

До чего же легко жить, приняв решение!

Мама ушла на работу. Наталья еще повалялась немножко, но спать не хотелось: не нужны ей больше сны. Не нужен Лёшка. У нее есть муж. А во снах он является редко, только когда жену нужно спасать от глупости.

И никакая это была ни влюбленность — никогда Наталья не любила Лёшку. Это была блажь. Самая обыкновенная блажь. Которая называется весьма неромантично. "Моча в голову" — вот как эта блажь называется.

Это же надо быть такой дурой! Как ей только в голову взбрело, что Лёшка ей дороже самого родного на земле мужа? В такую даль потащилась из-за него.

Да ну. Разве она из-за него сюда притащилась? Она давно не видела маму — вот и приехала с ней повидаться. Внучку бабушке привезла, чтоб та ее витаминчиками дачными побаловала — у Натальи с мужем дачи нет, некогда им в земле ковыряться. Сегодня пятница — у мамы короткий день, после работы прихватит Поросенка, и ребенок до воскресенья будет дышать свежим воздухом, клубникой объедаться, горошком молоденьким.

А Наталья в городе останется. Она с дачей на "вы", как с мясом и рыбой. Не складывается у них с природой любовь-морковь. Природу Наталья предпочитает в нарисованном виде. Или с организованной экскурсией: на фешенебельном туристическом автобусе привезли, показали экзотические прелести региона, и увезли обратно, в приличный отель. Она комфорт любит. В этом у них с мамой никогда точек соприкосновения не было, той только дай возможность тяпкой что-нибудь потяпать. Сама про себя шутит: "Меня всю жизнь тянет к земле — потенциальный покойник". И смеется при этом. Раньше такие ее слова Наталью в дрожь бросали, а потом ничего, привыкла. Даже смеяться научилась.

Времени до вечера полно. Светкины вещички в дачную сумку побросать — дело на пять минут. А чем дальше заниматься? Ребенка подмышку — и айда на улицу. Нечего домашнюю пыль глотать.

Наблюдая, как неуклюже преодолевает Светка перекладины изогнутой в радугу лестницы с облупившейся желтой краской, Наталья строила планы. Нужно будет найти интернет-кафе, проверить почту. От мужа наверняка куча сообщений. Звонить не всегда получается — разница во времени мешает: когда они с Поросенком бодрствуют — он спит. А если не спит — работает. А когда не спит и не работает — они спят. Интернет надежней. Одна беда — нет у мамы компьютера, не нужен он ей. А таскать с собой лэптоп тяжело, к тому же бессмысленно: интернета у мамы все равно нет.

Чья-то тень укрыла Наталью от солнца. Подняв взгляд, обмерла: Лёшка. Сарафанное радио сработало оперативно.

По-прежнему высокий. И нос прежний — чуть длинноватый, с неловко обрубленным кончиком, придающим ему веселый вид. Всё, как она описала в своем "Черти чте". И усики-щеточки на месте: все так же прикрывают чересчур узкие губы. Теперь Наталья знала — эти губы умеют целовать по-настоящему. А руки у него гениальные, только с виду похожие на обычные. Но Наталье теперь все равно. Теперь ее не волнуют разные глупости.

Зачем он пришел? Кто его просил?! Наталья же решила: не нужен ей Лёшка, она мужа любит.

— Толкуют, в нашу пындровку столичная знаменитость нагрянула. Думал, брешут. Оказывается, взаправду.

Не испрашивая разрешения, Алексей опустился на скамейку рядом с Натальей. Просто сел рядом, а у нее отчего-то поджилки затряслись, будто она снова в облако превратилась. Но ведь она не спит! А в реальном мире человек не может стать облаком. И вообще — про облака она все придумала. Не бывает никаких облаков!

— Значить, и о том не брешут, что ты без мужа прикатила. Одна?

— Не одна, — голос противно треснул, выдавая волнение. — Вон Поросята с лестницей воюют — видишь? Мои.

Лёшка долго разглядывал Светку. Та не замечала ничего вокруг: повиснув на перекладине, трепыхалась, пытаясь зацепиться за нее ногами. Маечка выбилась из-под красных шортиков и задралась на круглом пузике. Почему-то даже у худых детей выпирает солидный животик.

— С каких щей поросенок? Наподряд чистый карапет.

Цветистую Лёшкину речь Наталья и раньше не всегда понимала. Иной раз он такие "перлы" может выдать — без переводчика с деревенского и не усвоишь. Уж сколько лет в городе, а говорить по-человечески не научился. Хорошо, что она уже решила вернуться к мужу. Иначе Лёшкин говорок мог бы ее насторожить. Оно-то, конечно, речевые особенности на характер обладателя не влияют, но ухо собеседника режут здорово. Особенно если собеседник трепетно тяготеет к литературному языку.

— Это она сейчас чистая. Через час придется целиком в стиральную машину запихивать.

Он не ответил. Сидел, молчал. Молчала и Наталья. Спору нет, говорить мог бы и более цивильно. Но в остальном Лёшкина близость, мягко говоря, бодрила. Сны снами, а когда прямо тут, рядышком, живой Лёшка…

Поджилки тряслись. В голове ни одной мысли — от пустоты, казалось, гул идет. А может не от пустоты, а оттого, что желание ее начало сбываться как раз тогда, когда она уже не желала.

Из кармана тенниски Лёшка достал пачку "LM". Открыл, протянул Наталье:

— Курить не кинула?

— Нет. Но такие не курю.

Достала из сумочки "Vogue". Лёша подсуетился с огоньком. Закурили. Помолчали.

Хорошая штука сигареты. Незаменимая, если нужно помолчать со смыслом. А вообще пора бросать. Не в том дело, что муж ворчит — знал, на ком женится, Наталья уже тогда курила. Просто пора, и все. Юность кончилась, должно закончиться и сигаретное баловство. Хорошенький пример она дочери подает, дымя на детской площадке.

Но в эту минуту сигарета оказалась спасением.

— Как ты? — он первым не выдержал, сломал паузу.

Зря. Молчать было уютнее.

— Нормально. Живу.

— Вижу. Книжки, толкуют, пишешь.

— Толкуют?

Неужели он не читал ее книг? Хотя бы ради любопытства должен был заглянуть: а вдруг там и про него что-нибудь есть.

Он пропустил ее удивление мимо ушей:

— Читал. Нормалец.

Ах, все-таки читал! То-то. Но мог бы похвалить более эмоционально. Она, между прочим, душу в свои книги вкладывает. А он: "Нормалец". Как был бревном бесчувственным, так и остался.

Снова помолчали. Неловкость, возникшая в первую же минуту, не исчезала. Только, кажется, нарастала, как снежный ком. Почему он ведет себя, будто он все тот же прежний Дружников, не умеющий связать двух слов, да и тех недопустимо просторечных? Наталья ведь знает — он теперь совсем другой. Зачем он прячет от нее настоящего себя?

— Ты, Лёш, извини. Но тебе лучше уйти — не хочу, чтоб тебя мой Поросенок срисовал. У нее сейчас самый почемучный возраст — замучает вопросами.

А что ей отвечать — не знаю, — чуть не добавила она. Но сдержалась на полуслове, лишнего не сказала.