Татьяна Тронина - Хозяйка чужого дома Страница 35

– Тебе нравится Елена? – капризно спросила она, когда Игорь снова притопал к ней – с извинениями и поцелуями.

– Да, – честно ответил он. – Но не в том смысле, ты понимаешь… Мы с ней много говорили об искусстве, она оригинальная личность…

– Об искусстве! – иронично протянула Лара, злясь на себя еще больше. – С таких вот разговорчиков все и начинается!

Игорь, до того пытавшийся положить ей голову на колени, мурлыкая и ластясь, как наевшийся сметаны кот, вдруг поднял лицо и сказал удивленно и холодно:

– Я тебя не узнаю.

…Спустя два дня, вечером, в их квартиру позвонила Елена.

– Ты один, что ли, дома? – спросила она с порога. – Впрочем, какая разница… Я тебе подарок принесла.

– Подарок? Это хорошо… – Игорь потер руки. – Ну, что там у нас? Да, тебе кофе, чаю или чего покрепче?

– Некогда! – затрясла Елена головой в светлых кудряшках. – Держи.

Она исчезла так же стремительно, как и появилась, – легкая и прозрачная, словно летнее облачко, Игорь даже не успел сказать ей спасибо. Уже догадываясь, что за подарок принесла соседка, он развернул плоский сверток – так и есть, рисунок. Старая, намертво заколоченная дверь, потрескавшийся асфальт, чахлая городская трава, с непостижимым упрямством пробивающаяся сквозь трещины… Ребус, который предназначался для него, Игоря. Что же там, за этой дверью? «Интересно, а что она нарисует для Терещенко?» – подумал он.

Днем она не думала о нем – лишь изредка его тень мелькала где-то рядом, заставляя вздыхать беспричинно и потирать ладонями виски, словно всякое напоминание о нем причиняло боль. Но утром, на рассвете, когда сознание колеблется между фантазией и реальностью, Гриша появлялся часто.

И на сей раз он пришел к ней за несколько минут до трели будильника – Елена всегда начинала подниматься из глубин сна заранее, до этой трели, неизбежно и постепенно, собственно, будильник и не был ей нужен. В такие минуты и появлялся Гриша и ласково, серьезно и печально смотрел на нее. И каждый раз Елена умирала от любви к нему. Во сне возможно самое невероятное, но ни разу она не решилась приблизиться к нему, прикоснуться, что было особенно мучительно – ведь сны, казалось бы, должны исполнять любые прихоти, даже самые невероятные.

– Сон – как маленькая смерть, – сказал однажды Костя. – Но у меня такое впечатление, что ты умираешь на рассвете, когда просыпаешься и входишь в этот мир.

– Правда? – уныло пробормотала Елена, чувствуя неловкость. – И как это выражается?

– Как будто у тебя что-то вроде агонии, – строго и авторитетно сообщил тот. – Ты вся дрожишь мелкой дрожью, а по лицу бегут тени. Потом ты резко вытягиваешься в струнку и открываешь глаза. Я такого пробуждения ни у кого не видел.

– И часто ты просыпался рядом с женщинами, чтобы делать подобные выводы? – привычно съязвила она.

– А вот и часто! – почему-то обиделся он. – До тебя у меня…

– Ах, Качалин, заткнись! – закричала она и запустила в него подушкой. – Меня совершенно не интересуют твои похождения. Все твои бывшие – толстые дуры и жеманные идиотки…

Он захохотал, ловя подушку.

…Этим теплым июльским утром Гриша опять пришел к ней – с лицом святого, принимающего мученическую смерть, глядел на нее полными любви глазами. Но сегодня, проснувшись, она не сразу забыла его – сидела среди скомканных простыней и машинально терла себе виски.

– Я ухожу! – крикнул с кухни Костик, как всегда веселый и полный оптимизма.

На кухне что-то шкворчало, шипело, по квартире плыли запахи жарящегося мяса – при необходимости Костик умел и любил готовить.

– Куда это? – сурово спросила она. – Сегодня, кажется, воскресенье!

– В Сергиев Посад, надо будет написать о тамошнем клубе здоровья.

– Каком еще клубе здоровья? – проворчала Елена, выскальзывая из постели. – Качалин, ну-ка посмотри мне в глаза – если ты опять будешь пить со своим Редниковым или вообще неизвестно где…

– О чем это ты? – с глубокой обидой спросил Костя, глядя на Елену честнейшими глазами. – У Редникова язва желудка открылась! Если ты мне не веришь, можешь позвонить в редакцию. Для журналиста нет выходных, а в Сергиевом Посаде как раз сегодня день Нептуна. Лялька, хочешь бифштекс?

– Ах, езжай ты куда хочешь! – с досадой махнула она рукой. – И сколько раз…

– Ну ладно, не Лялька – Елена! – он примирительно чмокнул ее в щеку и с энтузиазмом принялся за завтрак.

На самом деле она даже обрадовалась, что проведет этот день одна. Да, ей хотелось побыть в одиночестве, потому что ей уже стали приходить в голову кое-какие мысли – она собиралась рисовать картину Терещенко, «Портрет души» Терещенко, как сказала она Игорю. Некий смутный образ уже витал перед внутренним взором, надо было сесть и набросать на бумаге примерные очертания будущей картины.

Костя ушел, и вскоре после его ухода она засела за мольберт в своей комнате, отведенной под мастерскую. «Приспичило же Федору Максимовичу… – рассеянно водя карандашом по бумаге, подумала она, впрочем, без всякой досады, скорее – с удивлением. – Хотя, я его понимаю – всегда хочется увидеть себя со стороны, другими глазами. Но это же не настоящий портрет, а зашифрованный символ… Чем-то я его привлекаю. Странно, что именно я. Ведь есть несколько известных художников, настоящих мэтров, к которым он мог обратиться. С его деньгами не проблема… Получил бы роскошный, маслом и в классической технике портретище, что называется – парадный, повесил бы у себя в гостиной, в дорогущей позолоченной раме… Чем-то я его привлекаю. А если разобраться, я ничем не хуже всех наших прославленных иконописцев, даже лучше, так что ничего странного здесь нет. Да, никогда мне не умереть от излишней скромности!»

В дверь позвонили.

Чертыхаясь, Елена побежала открывать – на пороге стоял сосед Игорь.

– Кости нет? Я хотел у него кое-что…

– Нет, раньше завтрашнего дня не обещался. Я могу тебе чем-нибудь помочь?

– К сожалению, нет, мне именно Костя нужен. Да, Елена, еще раз спасибо за твой подарок, мы с Ларой его на самом видном месте поместили. Кстати, загляни как-нибудь, чтобы проверить, правильно ли мы его повесили – ведь ты как мастер в этом лучше разбираешься. Ну, чтобы и освещение, и ракурс, и все такое соответствовали.

– Ладно, как-нибудь, – рассеянно пообещала Елена, – а сейчас мне жутко некогда. Ларе привет.

– Завтра передам, – улыбнулся Игорь. – Она тоже уехала. К своей матери.

– К теще?

– К теще! – повторил он, смеясь. – Ладно, извини за беспокойство. И что за жизнь такая – даже в выходные тебе некогда…

Елена вернулась в мастерскую. На ватмане проступали черты будущего рисунка – пока еще неуверенные, зыбкие. Она с треском разорвала один лист, потом принялась за второй. Сейчас Елена напоминала себе писателя, который ищет на бумаге нужные слова и, не находя их, безжалостно уничтожает черновики. Процесс творчества у каждого происходит по-разному: сначала Елена словно брела в тумане, едва различая окружающие контуры, потом линии стали четче, увереннее, дело пошло…