Татьяна Тронина - Хозяйка чужого дома Страница 36

Елена вернулась в мастерскую. На ватмане проступали черты будущего рисунка – пока еще неуверенные, зыбкие. Она с треском разорвала один лист, потом принялась за второй. Сейчас Елена напоминала себе писателя, который ищет на бумаге нужные слова и, не находя их, безжалостно уничтожает черновики. Процесс творчества у каждого происходит по-разному: сначала Елена словно брела в тумане, едва различая окружающие контуры, потом линии стали четче, увереннее, дело пошло…

Постепенно на бумаге возникали переливы света и тени – так солнце обычно играет в листве, – и на фоне этого возникла фигура странного существа. Живой ли человек или скульптура, Елена сама не знала и постаралась придать «существу» максимум загадочности. Пусть Терещенко разгадывает, что она хотела сказать!

Ближе к вечеру, когда рисунок был почти готов и осталось разобраться с кое-какими мелочами, художница решила передохнуть и выпить кофе. Елена очень любила эту спокойную, густую тишину в квартире – не трещал телефон, не бубнил телевизор спортивными новостями, которые обожал слушать Костик, заядлый болельщик, отдыхали рабочие у соседей сверху, затеявших у себя модный евроремонт.

«Мы с Ларой его на самом видном месте поместили…» – вдруг вспомнила она. Нет, только он, Игорь, возился с ее картиной, Ларе уж точно было наплевать. Или даже она ворчала, что картина только портит интерьер. «Почему я о ней так плохо думаю? – вдруг озадачилась Елена. – Она же не стерва и не совсем дурочка… И Костик от нее в полном восторге, все уши прожужжал!»

Она выпила кофе, с наслаждением потянулась. Рядом лежала тетрадь, карандаши – Костя любил записывать текущие расходы. «Дай-ка я ее нарисую…» – мелькнула шальная мысль. Играя, Елена стремительно набросала черный контур – длиннейшие ноги, изломанная изящная поза фотомодели, брючки-клеш, облегающая блузка, резкие углы стрижки. Рисунок получился утрированным, но очень похожим, словно Елена задалась целью нарисовать карикатуру на свою соседку. Художница сделала еще несколько набросков, и все почему-то получились без лица. Нет, это не карикатура, это эскизы. Так модельеры придумывают одежду на каких-то абстрактных фигурах. А лица и не надо, одни складки и летящие линии…

Улыбаясь, Елена разглядывала свои наброски, думая обо всем сразу и как бы ни о чем: «Игорь, похоже, не особенно жалует свою тещу, раз Лара одна отправилась в гости. Наверное, какая-нибудь особо вредная тетка, которая вечно пилит своего зятя за глаза и в глаза. И Кости нет».

Елена вдруг заскучала, отбросила рисунки подальше, опять потерла виски. У них с Костей в семье царили довольно свободные нравы – они могли спорить, выясняя отношения, но никогда не контролировали друг друга. Это у них считалось дурным тоном, тем более что были, что называется, людьми творческими, богемными, такими, которым жесткие правила мешают жить. Но сейчас вдруг она ощутила двусмысленность, неверность окружающего мира.

«Кости нет, и Лары нет… Ах, какая ерунда! Скорее всего, каждый из них занимается своим делом. Нет, не ерунда. Есть шанс, что они вместе, и ничего особенно невероятного в этом нет». Она могла, конечно, позвонить в редакцию – там всегда кто-то бывал и по воскресеньям, но это так мелко, жалко… Елена не могла опуститься до подобных проверок, она себя уважала. «Почему я решила, что Костя именно с Ларой? Ведь Игорь сказал, что Лара поехала к матери…» Елена опять придвинула к себе тетрадку и рядом с Ларой набросала фигуру Костика, тоже схематичную – расставленные по-военному ноги, мощные бицепсы, стриженая голова. И опять без лица. «Она его стригла – он сам рассказывал. Ну и что?»

Елена знала, кому по-настоящему принадлежит ее сердце, знала, что больна невозможной, обреченной любовью к человеку, который давно ушел из жизни, который не смог бы принадлежать ей в любом случае. Что это, наверное, навсегда. До конца дней жить ей с этой несбывшейся любовью в сердце, преданной ей с упорством самурая.

Но Костика-то она тоже любила! Правда, не в полном значении этого слова, не до самоотречения, не до смерти. Нет, просто она была привязана к нему, скучала, если его долго не было рядом. Она уже вросла в него, как будто переплелась с ним ветвями, и никого другого рядом с собой не представляла (о том, о другом, далеком, речи и не шло, он и так заполнял большую часть ее сердца, все время был рядом с ней), и поэтому подобные сомнения вдруг больно уязвили ее. Черт возьми, ведь, кроме любви, есть еще самолюбие! Какой женщине понравится, что муж на стороне завел интрижку!

«Допустим, у них свидание – у Костика и Лары, – начала рассуждать Елена. – Где они могут его провести? Да где угодно! Хоть в лесу сутки просидеть, благо погода хорошая. Нет, в лесу они не могут так долго оставаться – во-первых, комары, во-вторых, Лара цивилизованный человек, ей нужна горячая вода, чистое белье, что-то я не наблюдала у нее тяги к походному романтизму… Нет, лес – это глупо, они не первобытные люди. А где тогда? Господи, да где угодно – у каких-нибудь знакомых, обремененных излишками жилплощади, в гостинице, на чьей-нибудь даче, даже на нашей могут быть…»

Мысль о даче, о Костиной даче (ведь она изначально Костина, а не ее), показалась Елене очень привлекательной. Там все условия для романтического свидания – достаточно близко, удобно, красиво, можно захватить с собой шампанское с ананасами, и там, в пенатах предков… Кроме того, ведь она сама, прощаясь с мужем, сказала ему, что целый день будет работать дома. Елена вдруг расхохоталась вслух, осознав, какой ерундой занимается сейчас.

– Этого не может быть! – с интонациями главной героини фильма «Раба любви» произнесла она, глядя на себя в зеркало.

Лара не могла быть у них на даче – еще свежи воспоминания о том, как она удирала с нее тогда, после апрельского пикника, как стонала, что терпеть не может ночевать в чужом месте! Елена опять засела у себя в мастерской и еще целый час возилась с рисунком. Пусть Федор Максимович разгадывает эту загадку, если ему совсем делать нечего.

– Нет, зря я о нем так, – осудила она себя опять вслух. – Он очень милый человек. И что он скажет, когда увидит этот рисунок?

За окном вовсю сияло солнце, но часы показывали вечер.

Елена вдруг решительно оделась, взяла ключи от машины и выскочила из дома. «Я просто прогуляюсь, – строго сказала она самой себе. – Мне надо проветриться, я целый день работала».

Она села в машину (недавно отрегулированный двигатель завелся с пол-оборота, не машина – зверь!) и выехала на дорогу. Елена ехала быстро, уверенно, впереди никто не маячил, зато по встречной полосе автомобили сплошным потоком двигались в город – воскресный день кончался. Елена была уверена, что никого не встретит на даче, что просто едет туда отдохнуть. Так, посидит минут десять на веранде, проверит, все ли там в порядке, да и обратно.