Джудит Крэнц - Пока мы не встретимся вновь Страница 36

— Патрон, все, что вы сейчас сказали, неделю назад имело бы для меня смысл, и я повторила бы то же самое кому-нибудь вроде меня. Возможно, даже не в столь тактичной форме. Но теперь… вы сказали — ради семейных ужинов… Поверьте, теперь мне ничего другого и не надо.

— Ты выглядишь невыразимо счастливой, будь ты проклята!

— У вас слишком доброе сердце, патрон, — весело рассмеялась Ева.

— Выметайся отсюда! Но, Мэдди, когда будешь готова… если это когда-нибудь случится, ты вернешься? Аудитория хранит верность лучше, чем любовник или муж. Ревю, созданное исключительно ради тебя, которое я планировал… Ну, этого, конечно, я больше не смогу тебе обещать… но, Мэдди, ты вернешься, если что-нибудь в твоей жизни переменится?

— Обязательно, — ответила Ева, все еще смеясь, затем обняла Жака Шарля за шею и расцеловала на прощание в обе щеки. Слова ничего не стоят: она никогда не вернется в мюзик-холл.

Когда в 1912 году Поль-Себастьян де Лансель женился на Лауре де Сен-Фрейкур — единственной дочери маркиза де Сен-Фрейкур, его семья была в восторге от этого брака, однако родители Лауры с неудовольствием смирились с ним. Лаура, смуглая, хрупкая и очень элегантная, считалась одной из красивейших девушек. Она была единственной наследницей владений Сен-Фрейкуров, и после их смерти к ней должно было перейти состояние, сильно поубавившееся с веками.

Между тем деньги волновали Сен-Фрейкуров меньше всего. Маркизат де Сен-Фрейкур был древним и прославленным титулом, столь прочно связанным с историей Франции, что казался родителям Лауры самой значительной частью приданого дочери. Правда, титулу предстояло умереть вместе с нынешним последним маркизом де Сен-Фрейкур, но дети Лауры, за кого бы она ни вышла замуж, всегда и прежде всего будут известны как Сен-Фрейкуры. Одно то, что их мать — урожденная де Сен-Фрейкур, мгновенно распахнет перед ними дверь в узкий круг самой родовитой французской аристократии и позволит им занять там высокое положение. Значение древней крови невозможно переоценить, твердо верили Сен-Фрейкуры. В том обществе, где они вращались и где все знали все обо всех, это было неоспоримой истиной.

Разумеется, все ожидали, что Лаура сделает блестящую партию. Как последняя из рода Сен-Фрейкуров, она росла в атмосфере заботы, нежности, поклонения, едва ли не благоговения. Когда же родители поняли, что дочка обещает вырасти красавицей, это совсем вскружило им голову, как это часто случается.

И как же они были разочарованы, когда она выбрала в мужья виконта Поля-Себастьяна де Лансель. Да, он происходил из древней семьи, но не был старшим сыном. Да, Лансели, несомненно, принадлежали к древней аристократии, но они не относились к высшей аристократии, о которой мечтали Сен-Фрейкуры. Имя Ланселей много значило в Шампани, но не шло ни в какое сравнение с титулом герцога и пэра Франции. До революции Лансели редко посещали Версаль и не были близки ко двору. Полю предстояло унаследовать половину «Дома Лансель» — немалое состояние, но это мало что меняло. Однако, как понимали родители Лауры, у них нет разумных возражений против де Ланселя, ни одной серьезной зацепки, которая могла бы убедить Лауру, что она совершает ошибку, выходя замуж за Поля.

Известные во всем мире виноградники, которыми Полю в будущем предстояло владеть наравне с братом, не казались им оправданием этого брака. Имя их дорогой дочери будет связано с замком, чье название значится на наклейках винных бутылок! Сен-Фрейкуры не разделяли типичного для французов уважения к производителям вин, проявляя почтение лишь к прямым потомкам Гуго Капета, первого короля Франции, и некоторых других родов, чьи предки занимали высокое положение при дворе.

Лаура была очень счастлива в первый год замужества, и Сен-Фрейкуры могли бы, в конце концов, изменить отношение к зятю, если бы он не совершил преступного безумства, отправившись в армию, несмотря на беременность Лауры. Патриотизм Сен-Фрейкуров, как и все остальные чувства, не шел в сравнение с благополучием дочери. Для них было совершенно очевидно, что первая обязанность Поля — оставаться рядом с беременной женой и что он, не уронив своей чести, мог подождать с отъездом на фронт до рождения младенца.

Он убил ее, говорили они между собой после смерти Лауры, и это так же верно, как если бы он свернул ей шею своими грубыми мужицкими руками. Лаура была сама не своя после его отъезда на войну: от отчаяния у нее пропал аппетит, все валилось у нее из рук, она буквально «сохла» по нему. Когда же подошло время родов, она так ослабела от тоски, что просто не могла выжить. Отняв у них единственное сокровище, он обращался с ней так жестоко, что это было равносильно пыткам.

Сломленные и убитые горем так, что и словами не выразить, бабка и дед взяли с собой внука Бруно и уехали в Швейцарию, где по крайней мере оставалась возможность спокойно вырастить их бесценного наследника, единственное, что осталось от Лауры, — ребенка, которому она подарила жизнь.

И в мирное, и в военное время слухи распространяются быстрее почты. Еще до получения от Поля письма с сообщением о его женитьбе Сен-Фрейкуры, хоть и жили в Женеве, знали о Еве все, вплоть до особого красного оттенка ее театральных туалетов.

Обычно скандалы, касавшиеся высших слоев буржуазии, к которым принадлежали Кудеры, не достигали ушей Сен-Фрейкуров, поскольку никто из знакомых не проявлял интереса к подобным людям.

Однако у самого подножия их мира обитала баронесса Мари-Франс де Куртизо, сумевшая завести знакомство с родовитейшими аристократами из предместья Сен-Жермен, хотя ее отец был всего лишь богатым торговцем.

Барон Клод де Куртизо тратил большую часть своих огромных доходов на содержание охотничьего хозяйства. Его лошади и гончие носились по угодьям, где в изобилии водились олени, и барон ничего не жалел для своих любимцев. Это не могло утаиться от помешанной на охоте знати. Потомки тех, кто потерял головы и земли, они сохранили титулы и страсть к охоте. К их огорчению, титул Куртизо, выдуманный Наполеоном и присвоенный им боевому другу, имел недавнее происхождение, а это, по их мнению, было едва ли не хуже, чем вообще не иметь титула. Однако барон Клод проявлял в этом отношении достойную скромность.

Но теперь! Во всех салонах Сен-Жермен носились тучи слухов; они поднимались вместе с паром над чашками с чаем, принадлежащим обладателям старейших во Франции фамилий. В 1914 году стало известно, что у Куртизо есть племянница, которая — подумать только! — выступает в ужасном месте, в вульгарном мюзик-холле — заведении, лишь на ступеньку выше борделя, — где ее, без сомнения, окружают голые девицы, если только она сама не одна из них… или еще хуже… Вот тут разразился грандиознейший скандал, едва не стоивший супругам Куртизо скромного места в обществе.