Мария Воронова - Клиника любви Страница 36

Хозяина в кабинете не было, зато возле окна стояли Миллер с Вероникой и глядели друг на друга с ненавистью, которой было невозможно не заметить даже с первого взгляда. На Саню парочка не обратила ни малейшего внимания.

Поняв, что появилась не вовремя, Саня сделала шаг назад и, закрывая за собой дверь кабинета, услышала, как своим обычным спокойным тоном Смысловская произнесла:

— Попробуй только дернуться, и я тебя раздавлю.

Саня выскочила в коридор, нервно шаря в кармане в поисках пачки сигарет. Значит, они знакомы, причем хорошо знакомы! Но что же это за отношения? Откуда такая ненависть? Неужели роман в прошлом? Как некстати это Миллеру! Перед самой свадьбой!

Задумавшись, она прямо с сигаретой в зубах прошла на сестринский пост. Проявив высокую бдительность, там у нее сигарету немедленно отобрали, но взамен предложили чашку крепкого кофе.

Придя в себя после нескольких глотков, она вспомнила о просьбе отца, но возвращаться в кабинет Криворучко не стала, а позвонила Миллеру на мобильный.

Подсмотренная мизансцена Миллер — Вероника Смысловская в кабинете Криворучко никак не выходила из Саниной головы. Ее мучило любопытство.

На людях эти двое вели себя прилично, и если бы Саня не оказалась случайной свидетельницей того разговора, то вряд ли обратила бы внимание на их поджатые губы и прищуренные глаза.

Прошло два дня, и Смысловская, успевшая перетряхнуть всю клинику, отбыла, обещав через месяц вернуться, чтобы ознакомить коллектив с результатами проверки. На радостях, что все позади, Криворучко с Миллером напились и напоили Елошевича.

Саня с Наташей ждали отца и жениха в Наташиной кухне, периодически прозванивая их телефоны и опасаясь, что гуляк заметут в милицию. Но, слава Богу, обошлось без эксцессов.

Когда Миллер возник на пороге квартиры, у Сани возникла было коварная идея, пользуясь его состоянием, выведать насчет Смысловской… Но в присутствии Наташи это было невозможно.

«Если и был у них когда-то роман, то теперь это не имеет никакого значения, — думала Саня, загружая Анатолия Васильевича в такси. — И у Наташи все будет хорошо».

Петькин класс часто ездил на всевозможные экскурсии, и родители по очереди должны были сопровождать процессию. Сегодня была Наташина очередь после уроков везти детей в Зоологический музей, а ей как назло с самого утра нездоровилось. Боясь разболеться перед собственной свадьбой, она позвонила Сане посоветоваться, какое лекарство принять, но трубку снял Анатолий Васильевич, который тут же безапелляционно заявил, что поедет с детьми сам, а после экскурсии привезет Петьку домой.

После этого известия Наташа сразу почувствовала себя лучше и, вместо того чтобы отлеживаться в постели, занялась готовкой. Елошевич любил греческий салат, и, к счастью, все продукты для него нашлись.

Наташа собиралась встретить мужчин в халате, шерстяных носках и с замотанной шеей, но перед самым их появлением неожиданно для себя побежала в ванную переодеваться и даже сделала легкий макияж.

Петька ввалился в квартиру, наполненный впечатлениями, вслед за ним вошел Анатолий Васильевич со скромным букетиком в руках — ровно таким, какие дарят заболевшим родственницам.

— Ну, как вы, дядя Толя? Устали, наверное, ужасно?

— В свое время я по тысяче человек пополнения перевозил, — важно сообщил он. — А тут-то всего ничего! Построил взвод на три отделения, назначил командиров… И никаких вопросов! — Он собрался уходить, но Наташа стала насильно снимать с него куртку.

— Ничего не хочу слушать! Мыть руки и обедать.

Анатолий Васильевич легонько провел пальцами по Наташиному лбу.

— Э, да у тебя жар. Давай-ка наоборот: ты ляжешь, а мы с Петькой займемся обедом. И тебя покормим, и сами поедим. Иди ложись, не стой на сквозняке. Ты что, забыла, что у тебя свадьба на носу?

— Но не могу же я при вас лежать в постели! Это просто неприлично.

— Не выдумывай. Ложись.

Пришлось ей снова облачаться в халат и носки и устраиваться на диване под пледом. Прислушиваясь к доносящимся из кухни голосам и звяканью посуды, она внезапно почувствовала, что засыпает.

— Я не буду обедать! — успела она крикнуть, перед тем как погрузиться в то странное состояние между сном и реальностью, которое бывает при высокой температуре: слышишь и понимаешь все, что происходит вокруг, но не можешь ни открыть глаза, ни пошевелить губами.

— Уснула бедняжка, — тихо произнес в комнате Елошевич, и по его голосу Наташа поняла, что он улыбается. — Вот и хорошо, во сне болезни быстрей проходят.

Вместо того чтобы спокойно пообедать на кухне, они зачем-то устроились в комнате, и теперь Елошевич поминутно шикал на Петьку, который слишком громко стучал вилкой по тарелке.

— Вы мне нисколько не мешаете, — с трудом пробормотала Наташа и повернулась на другой бок.

Некоторое время они пытались соблюдать тишину, а потом, убедившись, что Наташа спит, потихоньку завязали беседу.

— Дядя Толя, а что такое похоть? — вдруг спросил Петька.

«Начинается!» Вообще-то ему уже пора было заинтересоваться вопросами пола, и Наташа, уверенная в том, что на этот счет мальчика должен просвещать мужчина, хотела попросить Митю как-нибудь ненавязчиво этим заняться. Но вот не успела.

— Похоть, Петька, это когда ты бегаешь за девушками без любви, — вздохнул Анатолий Васильевич.

— Как это?

— Тебе сколько лет? Десять? И ты будешь говорить мне, что не знаешь, откуда берутся дети? — строго спросил Елошевич. — Я в твоем возрасте уже был в курсе.

Петька смущенно захихикал, а Наташа подумала, не пора ли ей проснуться.

— Ну вот. Когда ты хочешь делать это не потому, что любишь, а просто для удовлетворения физиологической потребности, это и есть похоть. Твое, Петька, тело еще не готово к тому, чтобы все это почувствовать, и, наверное, тебе не совсем понятны мои объяснения, но подожди годика четыре…

«Всего четыре года! А может, и меньше, и Петька станет взрослым. Господи, какие страсти будут в нем бурлить! Дай Бог, чтобы дядя Толя помог ему тогда разобраться в собственной душе! Все-таки Митя для этого слишком замкнутый человек…»

— …И тогда я все тебе объясню, — заключил Елошевич, словно подслушав ее мысли.

— А похоть — это плохо?

— Это очень грустно. Ты чай будешь?

Хлопнула входная дверь. «Митя пришел, надо проснуться!» Но ей так не хотелось открывать глаза.

— Анатолий Васильевич, рад видеть вас живым!

Сквозь сон Наташа удивилась такому странному приветствию, но потом вспомнила, что Елошевич несколько дней трудился личным шофером проверяющей из министерства, а про эту даму обычно сдержанный Миллер говорил такое, что если бы его речь передавали в эфире, большую часть пришлось бы заменить на «пи-пи-пи».